— Это слово? Вы на мудренныя-то слова горазды... Нынѣ мудренныхъ словъ развелось у насъ довольно много... Время такое мудренное, ну и слова мудренныя...
— А по-русскому такого слова небось нѣтъ... — По-русскому... Русскій языкъ — явственный языкъ, для каждаго, можно сказать, мужика понятенъ, а твоя цивилизація эта...
— Что-жъ она?
— А и то: удивить вы, насъ, стариковъ хотите, съ толку сбить. Простыми-то русскими словами не собьете, такъ давай мы цивилизацію выдумаемъ... Лукавство все это ваше... Людей моро
чите... И отъ этого самаго прибыль выдумщикамъ, народу же русскому — изъянъ... Цивилизиція эта самая — болѣзнь такая... У японцевъ цивилизація, у англичанки — цивилизація, такъ и у насъ ее надо. А мы — русскіе и никакой намъ англичанки не надо...
— А все-таки, дяденька, что это слово обозначать - то должно?
— Что? А вотъ я отцу твоему скажу что... Онъ те дастъ... Цивилизація эта самая значитъ безсовѣстность ваша, безшабашность, распутство, без
божіе, самоволіе и всяческая непочтительность... Придетъ парень изъ столицы и говоритъ: я — цивилизація... Охальники вы! Вотъ кто...
Архипъ долго и нервно сопитъ и отворачивается отъ мальчугана. Тотъ сидитъ смирно и любуется на Архипа.
— Дяденька! Да ты не сердись... Вѣдь, я не такой...
— Знаемъ мы тебя въ довольной степени... Охальщикъ тоже будешь... Тоже небось изъ деревни въ городъ на фабрику пойдешь...
— Нѣ, дяденька... Я землю обожаю...
— Знаемъ васъ, охальщиковъ... Ты ужъ и теперь норовишь меня подсмѣять... Гляди ты, Степка... Я отцу скажу... Онъ те нашпаритъ...
— Пусть шпаритъ... Ему не впервой...
— Молчи! Не шкни! Не сквернословь, лукавый... Охальщикъ...
Архипъ сердито поднимается съ мѣста и уходитъ въ комнату.
Степка провожаетъ его долгимъ взглядомъ и ухмыляется... Ему становится потомъ скучно.
Онъ зѣваетъ. Архипъ разсердился и больше не выйдетъ посидѣть на крыльцѣ...
Степкѣ скучно. Онъ оглядывается по сторонамъ, потомъ подходитъ къ открытому окну школы и говоритъ:
— Дядя Архипъ... А дядя... Дяденька! Степка не получаетъ отвѣта.
— Дяденька! Ласточки летятъ... Глянь-ка-ся... Школа молчитъ.
— Архипъ Петровичъ! Смотри-ка... Корова-то твоя въ чужой дворъ пошла... Ишь стерва...
Архипъ не даетъ о себѣ знать ни однимъ звукомъ.
— Дяденька... Коли ежели ты мнѣ отвѣчать не хочешь, такъ ты послѣ всего этого пролеталій...
— Что-о?
Въ окнѣ показывается голова Архипа съ искромечущими глазами.
— Что ты сказалъ? Пролеталій? Да какъ ты смѣлъ? а?
— Это, дяденька, хорошее слово... Русское слово...
— Пролеталій! Я — отставной унтеръ-офицеръ и пролеталій! Я тебѣ сейчасъ пропишу...
Степка понимаетъ опасность положенія и удираетъ.
На крыльцѣ показывается взволнованный Архипъ. Онъ осматривается по сторонамъ и, убѣдившись, что Степка ушелъ на долго, опять садится на крыльцо...
Долго сидитъ онъ, закрывъ глаза. Вѣтеръ начинаетъ играть его волосами. Кое-гдѣ слышится лай собакъ.
Западъ гаснетъ и. мычатъ коровы
Л. НАФЪ.
— А по-русскому такого слова небось нѣтъ... — По-русскому... Русскій языкъ — явственный языкъ, для каждаго, можно сказать, мужика понятенъ, а твоя цивилизація эта...
— Что-жъ она?
— А и то: удивить вы, насъ, стариковъ хотите, съ толку сбить. Простыми-то русскими словами не собьете, такъ давай мы цивилизацію выдумаемъ... Лукавство все это ваше... Людей моро
чите... И отъ этого самаго прибыль выдумщикамъ, народу же русскому — изъянъ... Цивилизиція эта самая — болѣзнь такая... У японцевъ цивилизація, у англичанки — цивилизація, такъ и у насъ ее надо. А мы — русскіе и никакой намъ англичанки не надо...
— А все-таки, дяденька, что это слово обозначать - то должно?
— Что? А вотъ я отцу твоему скажу что... Онъ те дастъ... Цивилизація эта самая значитъ безсовѣстность ваша, безшабашность, распутство, без
божіе, самоволіе и всяческая непочтительность... Придетъ парень изъ столицы и говоритъ: я — цивилизація... Охальники вы! Вотъ кто...
Архипъ долго и нервно сопитъ и отворачивается отъ мальчугана. Тотъ сидитъ смирно и любуется на Архипа.
— Дяденька! Да ты не сердись... Вѣдь, я не такой...
— Знаемъ мы тебя въ довольной степени... Охальщикъ тоже будешь... Тоже небось изъ деревни въ городъ на фабрику пойдешь...
— Нѣ, дяденька... Я землю обожаю...
— Знаемъ васъ, охальщиковъ... Ты ужъ и теперь норовишь меня подсмѣять... Гляди ты, Степка... Я отцу скажу... Онъ те нашпаритъ...
— Пусть шпаритъ... Ему не впервой...
— Молчи! Не шкни! Не сквернословь, лукавый... Охальщикъ...
Архипъ сердито поднимается съ мѣста и уходитъ въ комнату.
Степка провожаетъ его долгимъ взглядомъ и ухмыляется... Ему становится потомъ скучно.
Онъ зѣваетъ. Архипъ разсердился и больше не выйдетъ посидѣть на крыльцѣ...
Степкѣ скучно. Онъ оглядывается по сторонамъ, потомъ подходитъ къ открытому окну школы и говоритъ:
— Дядя Архипъ... А дядя... Дяденька! Степка не получаетъ отвѣта.
— Дяденька! Ласточки летятъ... Глянь-ка-ся... Школа молчитъ.
— Архипъ Петровичъ! Смотри-ка... Корова-то твоя въ чужой дворъ пошла... Ишь стерва...
Архипъ не даетъ о себѣ знать ни однимъ звукомъ.
— Дяденька... Коли ежели ты мнѣ отвѣчать не хочешь, такъ ты послѣ всего этого пролеталій...
— Что-о?
Въ окнѣ показывается голова Архипа съ искромечущими глазами.
— Что ты сказалъ? Пролеталій? Да какъ ты смѣлъ? а?
— Это, дяденька, хорошее слово... Русское слово...
— Пролеталій! Я — отставной унтеръ-офицеръ и пролеталій! Я тебѣ сейчасъ пропишу...
Степка понимаетъ опасность положенія и удираетъ.
На крыльцѣ показывается взволнованный Архипъ. Онъ осматривается по сторонамъ и, убѣдившись, что Степка ушелъ на долго, опять садится на крыльцо...
Долго сидитъ онъ, закрывъ глаза. Вѣтеръ начинаетъ играть его волосами. Кое-гдѣ слышится лай собакъ.
Западъ гаснетъ и. мычатъ коровы
Л. НАФЪ.