Сквернословы.

Ӏ.
«...Итакъ, господа, отнынѣ никто изъ васъ не осквернитъ ни устъ своихъ, ни пера своего, ни бумаги редакціонной, ни гранки наборной, — ничего, что находится въ вашемъ распоряженіи!..»
Мы молча согласились и радостно подняли головы.
— Довольно! — продолжалъ редакторъ. — Довольно! Мы слишкомъ долго занимались ими... этими самыми, которые... и прочее... Слишкомъ долго, такъ что даже наша публика стала считать насъ бездарными и мелкими людьми... От
нынѣ никто не только не напишетъ, но даже въ помыслахъ не будетъ имѣть славныхъ именъ... Клянетесь-ли?
— Клянемся! — отвѣтили мы хоромъ.
— Благодарю васъ, друзья мои! Отыщемте предметы болѣе важные и вниманія достойные... Ступайте же и ищите...
Мы разошлись по кабинетамъ...
II.
Передовикъ всталъ за конторку, обмакнулъ перо и задумался.
Я сталъ просматривать газеты... И всюду, куда ни попадалъ мой взоръ, вездѣ встрѣчались одни и тѣ же имена... При такихъ условіяхъ пришлось бы писать старое и упоминать тѣхъ, которые прочіе...
Я взглянулъ на передовика. Онъ усиленно теръ лобъ.
— Что съ вами? — спросилъ я его.
— Что со мною? Не знаю, право! Я пишу статью по вопросу объ университетской автономіи... Вѣдь, этотъ Гринг... — Тсс... Опомнитесь!
— Да, да! Я хотѣлъ сказать Су... Тьфу... Онъ бросилъ перо и кинулся на диванъ.
III.
Отворилась дверь въ кабинетъ и на порогѣ показался фельетонистъ. Онъ былъ блѣденъ, и на лбу виднѣлась черная полоса чернилъ.
— Господа! — прошепталъ онъ. — Вы что-нибудь написали?
Мы не отвѣтили ему.
— А я... знаете... какъ это странно! Я сталъ писать сейчасъ по поводу бакинскихъ событій... Писалъ-писалъ, сталъ перечитывать, гляжу: у
меня въ статьѣ, въ двадцати строкахъ, упоминается 5 разъ имя Сувор...
— Тсс... — сказали мы испуганно.
Онъ понизилъ свой голосъ, оглянулся кругомъ.
— Да, 5 разъ имя того, 7 разъ имя Круш... Тьфу... 10 разъ Гринг... Тьфу... тьфу... Я не могу... не могу я!..
Онъ кинулся на диванъ, гдѣ сидѣлъ въ безуміи передовикъ.
IV.
Снова отворилась дверь. И снова въ ней показалось блѣдное лицо. То былъ театральный обозрѣватель.
Онъ, не говоря ни слова, подошелъ къ дивану и возлегъ на него.
— Скажите, пожалуйста, — тихо проговорилъ онъ. — Петербургъ стоитъ на рѣкѣ Невѣ? Такъ, вѣдь? да?
— Кажется... если я не ошибаюсь! — отвѣтилъ ему фельетонистъ.
— Я такъ и думалъ... Это Парижъ на Сенѣ, Москва — на Москвѣ, Тверь — на Тверцѣ, Мещерскій — на...
— Опомнитесь же! — въ одинъ голосъ сказали мы.
Театральный обозрѣватель поблѣднѣлъ еще больше и смолкъ.
Ѵ.
Вошелъ секретарь. У него въ рукахъ была какая-то бумага.
— Господа! — проговорилъ онъ. — Здѣсь просятъ напечатать о возмутительномъ случаѣ... Представьте себѣ: одна кухарка жила у господъ. И вдругъ «Новое Время»..
— Тсс... Здѣсь — редакція... Секретарь сконфузился.
— Я и самъ думалъ, что писать объ этомъ нельзя...
Онъ ушелъ. А мы остались сидѣть и молчать.
VI.
Наше молчаніе было страшно. И никто не рѣшался прервать его.
И когда къ намъ въ комнату вбѣжалъ нашъ критикъ, нашъ радостный и сіяющій критикъ, всегда веселый и довольный, сердца наши взыграли сами собою и забились.