И при этомъ онъ ничего особенно не сдҍлалъ, поглядѣлъ на нее, какъ глядѣлъ всегда.
Анисья ничего не отвѣтила и вышла въ кухню. Потомъ онъ услыхалъ въ кухнѣ странные звуки. Онъ поглядѣлъ: Анисья укладывала свой сундучокъ.
— Куда ты, Анисья?..
Она ничего не отвѣтила.
— Что ты смотришь въ сундукъ?..
Анисья опять промолчала и только ниже наклонилась къ сундуку.
— Я тебя спрашиваю... — сказалъ Иванъ Иванычъ и подошелъ къ ней и тронулъ ее за рукавъ.
Анисья вскочила на ноги. И на ея лицѣ былъ написанъ ужасъ.
— Не трожь... Убью...
Странная Анисья... Кухарка, онъ ее пригрѣлъ, онъ сожительствовалъ съ нею въ теченіе девяти лѣтъ, онъ отдалъ въ ея распоряженіе все свое хозяйство...
— Уйди отсюда!..
Иванъ Иванычъ попятился.
— Что съ тобой?.. Я, кажется, тебѣ ничего не сдѣлалъ...
— Уйди, противный... Подлая твоя душа. Ненавижу тебя... Сколько я на тебя силъ положила, молодость свою отдала...
Анисья заплакала. А Ивану Иванычу стало смѣшно, что Анисья, грязная Анисья, говоритъ о своей молодости.
— Не вздорничай, Анисья... Стели постель... — Уйди ты, окаянный... Не могу видѣть тебя... Противенъ ты мнѣ, хуже лягушки... Пакостникъ ты!..
Иванъ Иванычъ понялъ, что Анисья не въ духѣ и ушелъ отъ нея въ свою комнату. Тамъ онъ принялся за чай. И за чаемъ онъ прислушивался къ тому, что дѣлается въ кухнѣ.
* * *
Потомъ хлопнули дверями, и стало тихо Иванъ Иванычъ вышелъ въ кухню...
— Ушла... Глупая... А я на ней женился бы.. Прослужилъ бы еще два года до пенсіи и же
нился бы... Право... Теперь, на службѣ нельзя... засмѣяли бы, а потомъ женился бы... Право... Отчего не жениться...
Онъ повернулся и остановился у двери.
— Ушла... совсѣмъ и не вернется... Дура... Паспортъ-то забыла у меня... Забыла... Вернется, а я ее не выпущу... Я ее, стерву, подъ судъ от
дамъ... Скажу, что ушла ночью, и взяла вещи... У меня пропала на-дняхъ шляпа... Вернется... Я ей покажу...
Онъ пересталъ улыбаться. Легъ на постель. Заснулъ скоро. И во снѣ видѣлъ, что обнимаетъ Анисью. Но потомъ онъ увидалъ страшный сонъ. Ему стало страшно. Отъ страха онъ проснулся.
Закурилъ папироску, зажегъ свѣчку, прислушался. Гдѣ-то стукнули...
На улицѣ не было шума. Былъ третій часъ ночи. — Однако, кто же мнѣ завтра самоваръ по
ставитъ?.. — подумалъ Иванъ Иванычъ и отъ этой думы у него на лбу выступилъ холодный потъ.
Стукъ повторился, робкій стукъ, еле слышный.
Иванъ Иванычъ прислушался. Стукъ повторялся часто.
Иванъ Иванычъ улыбнулся.
— Вернулась... Ей-Богу, вернулась... Это она стучитъ...
Онъ загасилъ свѣчу и босикомъ, не надѣвая даже туфель, крадучись прошелъ къ кухнѣ.
Онъ не ошибся. Стучались въ двери кухни, и этотъ стукъ былъ стукъ Анисьи.
Иванъ Иванычъ на цыпочкахъ подошелъ къ двери, приложилъ ухо къ замочной скважинѣ...
— Господи... спитъ онъ что-ли, — слышался за дверью отчаянный шопотъ, и за нимъ слѣдовалъ новый стукъ.
Иванъ Иванычъ радостно улыбнулся и нечаянно дернулъ за ручку двери. За дверями за
мерли въ ожиданіи. А онъ, улыбаясь, опять на цыпочкахъ прокрался къ себѣ въ спальню.
— Пусть постучитъ... Сама себя наказала. Онъ легъ на постель и укрылся одѣяломъ.
— А завтра утречкомъ впущу, впущу, милая... Другой разъ не уйдешь...
Потомъ ему стало тепло подъ одѣяломъ.
— А отчего бы и не впустить... — подумалъ онъ. — Впущу...
Онъ одѣлъ туфли, прошелъ въ кухню и громко спросилъ.
— Кто тамѣ и такъ поздно?.. — Я это... Впустите... — Что надо?..
— Впусти... Холодно мнѣ... Впусти ты... — Вернулись, сударыня?..
Онъ отворилъ дверь. Анисья была блѣдна и дрожала отъ холода. Ивану Иванычу стало смѣшно: точь-въ-точь дрожитъ, какъ собаченка...
— Вернулись... Милости просимъ... Хе-хе...
Онъ обнялъ Анисью.
У той перекосилось лицо. Она закинула назадъ голову и крикнула:
— Извергъ... извергъ ты... Пей мою кровь... окаянный...
А Иванъ Иванычъ хихикалъ и съ любопытствомъ смотрѣлъ, какъ Анисья срывала съ себя платокъ.
— Знать, въ гости-то васъ не принимаютъ, сударыня?.. Хе-хе...
Анисья вздрогнула, сорвалась со скамейки. — Водки давай...
Иванъ Иванычъ смѣялся...
Анисья ничего не отвѣтила и вышла въ кухню. Потомъ онъ услыхалъ въ кухнѣ странные звуки. Онъ поглядѣлъ: Анисья укладывала свой сундучокъ.
— Куда ты, Анисья?..
Она ничего не отвѣтила.
— Что ты смотришь въ сундукъ?..
Анисья опять промолчала и только ниже наклонилась къ сундуку.
— Я тебя спрашиваю... — сказалъ Иванъ Иванычъ и подошелъ къ ней и тронулъ ее за рукавъ.
Анисья вскочила на ноги. И на ея лицѣ былъ написанъ ужасъ.
— Не трожь... Убью...
Странная Анисья... Кухарка, онъ ее пригрѣлъ, онъ сожительствовалъ съ нею въ теченіе девяти лѣтъ, онъ отдалъ въ ея распоряженіе все свое хозяйство...
— Уйди отсюда!..
Иванъ Иванычъ попятился.
— Что съ тобой?.. Я, кажется, тебѣ ничего не сдѣлалъ...
— Уйди, противный... Подлая твоя душа. Ненавижу тебя... Сколько я на тебя силъ положила, молодость свою отдала...
Анисья заплакала. А Ивану Иванычу стало смѣшно, что Анисья, грязная Анисья, говоритъ о своей молодости.
— Не вздорничай, Анисья... Стели постель... — Уйди ты, окаянный... Не могу видѣть тебя... Противенъ ты мнѣ, хуже лягушки... Пакостникъ ты!..
Иванъ Иванычъ понялъ, что Анисья не въ духѣ и ушелъ отъ нея въ свою комнату. Тамъ онъ принялся за чай. И за чаемъ онъ прислушивался къ тому, что дѣлается въ кухнѣ.
* * *
Потомъ хлопнули дверями, и стало тихо Иванъ Иванычъ вышелъ въ кухню...
— Ушла... Глупая... А я на ней женился бы.. Прослужилъ бы еще два года до пенсіи и же
нился бы... Право... Теперь, на службѣ нельзя... засмѣяли бы, а потомъ женился бы... Право... Отчего не жениться...
Онъ повернулся и остановился у двери.
— Ушла... совсѣмъ и не вернется... Дура... Паспортъ-то забыла у меня... Забыла... Вернется, а я ее не выпущу... Я ее, стерву, подъ судъ от
дамъ... Скажу, что ушла ночью, и взяла вещи... У меня пропала на-дняхъ шляпа... Вернется... Я ей покажу...
Онъ пересталъ улыбаться. Легъ на постель. Заснулъ скоро. И во снѣ видѣлъ, что обнимаетъ Анисью. Но потомъ онъ увидалъ страшный сонъ. Ему стало страшно. Отъ страха онъ проснулся.
Закурилъ папироску, зажегъ свѣчку, прислушался. Гдѣ-то стукнули...
На улицѣ не было шума. Былъ третій часъ ночи. — Однако, кто же мнѣ завтра самоваръ по
ставитъ?.. — подумалъ Иванъ Иванычъ и отъ этой думы у него на лбу выступилъ холодный потъ.
Стукъ повторился, робкій стукъ, еле слышный.
Иванъ Иванычъ прислушался. Стукъ повторялся часто.
Иванъ Иванычъ улыбнулся.
— Вернулась... Ей-Богу, вернулась... Это она стучитъ...
Онъ загасилъ свѣчу и босикомъ, не надѣвая даже туфель, крадучись прошелъ къ кухнѣ.
Онъ не ошибся. Стучались въ двери кухни, и этотъ стукъ былъ стукъ Анисьи.
Иванъ Иванычъ на цыпочкахъ подошелъ къ двери, приложилъ ухо къ замочной скважинѣ...
— Господи... спитъ онъ что-ли, — слышался за дверью отчаянный шопотъ, и за нимъ слѣдовалъ новый стукъ.
Иванъ Иванычъ радостно улыбнулся и нечаянно дернулъ за ручку двери. За дверями за
мерли въ ожиданіи. А онъ, улыбаясь, опять на цыпочкахъ прокрался къ себѣ въ спальню.
— Пусть постучитъ... Сама себя наказала. Онъ легъ на постель и укрылся одѣяломъ.
— А завтра утречкомъ впущу, впущу, милая... Другой разъ не уйдешь...
Потомъ ему стало тепло подъ одѣяломъ.
— А отчего бы и не впустить... — подумалъ онъ. — Впущу...
Онъ одѣлъ туфли, прошелъ въ кухню и громко спросилъ.
— Кто тамѣ и такъ поздно?.. — Я это... Впустите... — Что надо?..
— Впусти... Холодно мнѣ... Впусти ты... — Вернулись, сударыня?..
Онъ отворилъ дверь. Анисья была блѣдна и дрожала отъ холода. Ивану Иванычу стало смѣшно: точь-въ-точь дрожитъ, какъ собаченка...
— Вернулись... Милости просимъ... Хе-хе...
Онъ обнялъ Анисью.
У той перекосилось лицо. Она закинула назадъ голову и крикнула:
— Извергъ... извергъ ты... Пей мою кровь... окаянный...
А Иванъ Иванычъ хихикалъ и съ любопытствомъ смотрѣлъ, какъ Анисья срывала съ себя платокъ.
— Знать, въ гости-то васъ не принимаютъ, сударыня?.. Хе-хе...
Анисья вздрогнула, сорвалась со скамейки. — Водки давай...
Иванъ Иванычъ смѣялся...