Провокаторъ.
Мой слухъ испортился совсѣмъ: Услышу слово «губернаторъ,» Я ужъ блѣднѣю и дрожу: Что? провокаторъ?
Провокаторъ?
Пріятель какъ-то говоритъ: « Графъ — настоящій реформаторъ!» А я вскочилъ, кругомъ гляжу: Гдѣ провокаторъ?
Провокаторъ?
Жена читаетъ, что «въ Сіамъ Сіамскій прибылъ императоръ.» Я обомлѣлъ... я задрожалъ... Кто провокаторъ?
Провокаторъ?
Писателю Самозванову. Сочинена тобою, Самозвановъ,
Романовъ цѣлая семья;
Но молвлю, правды не тая:
Я не люблю твоей семьи романовъ.
ЧИТАТЕЛЬ.
Заря умиротворенія страны.
Осѣни себя крестнымъ знаменіемъ, многострадальный русскій народъ!
Свершилось!.. Кровопролитія прекратятся, успокоится измученная Россія и, пробужденная отъ томительнаго
кошмара новохоперскими землевладѣльцами, снова вступитъ на путь созидательной работы, широкаго про
гресса и правового порядка, ведомая впередъ все тѣмъ же блистательнымъ новохоперскимъ уѣздомъ. Впередъ и выше!.. Все впередъ и выше!..
Отнынѣ рухнули всѣ преграды и перестали существовать всѣ затрудненія, стоявшія на многотрудномъ поприщѣ графа Витте. Онъ, многодумный, знаетъ теперь, что ему дѣ
лать. Онъ, т. е. правительство (или правительство, т. е. онъ) въ трудную мину
ту всегда сможетъ опереться на твердый авторитетъ новохоперіанцевъ, осчастли
вившихъ его по телеграфу слѣдующимъ знаменательнымъ манифестомъ:
„Предвыборное собраніе землевладѣльцевъ Новохоперскаго уѣзда въ собраніи 16 ноября постановило вы
разить довѣріе правительству на почвѣ манифеста 17 октября и просить васъ, графъ, принять всѣ мѣры къ установленію покоя и порядка, не стѣсняясь требованіями крайнихъ партій.
Итакъ, они разрѣшили не стѣсняться!..
Если же министры графа Витте постѣсняются и забастуютъ, то стоить ему лишь топнуть ногой и явятся ле
гіоны министровъ изъ новохоперцевъ, и составится Новохоперскій кабинетъ, и создастся новая эра, и наступить но
вый новохоперскій періодъ исторіи государства россійскаго.
Новохоперскъ — это звучитъ гордо.
ТЕРМИДОРЪ.
Въ ожиданьѣ.
Въ ночь, по улицамъ тревожнымъ Чуть условный часъ насталъ, Шагомъ чутко-осторожнымъ Обходили мы кварталъ.
Все тонуло въ позднемъ мракѣ, Притаилось до поры... Глухо лаяли собаки На далекіе костры.
Въ ночь мнѣ чудились кошмары, Бредъ проснувшихся вѣковъ, Кровь и дымные пожары Обреченныхъ городовъ.
Окровавленныя пики... Темный страхъ, звѣриный стонъ... Гулъ набата... Плачъ и крики Изнасилованныхъ женъ...
Разсѣченныя на части Обнаженныя тѣла...
Дѣти, гибнущія въ пасти. Обезумѣвшаго зла.
Вздрогнувъ въ ужасѣ, я чутко
Въ сумракъ вглядываться сталъ... Въ позднемъ мракѣ замеръ жутко Нашъ встревоженный кварталъ...
ЯКОВЪ ГОДИНЪ.
* * *
— Въ Сибирь, такъ въ Сибирь, сказалъ редакторъ, запечатывая конвертъ.