Гордый орленокъ.

Гордый орленокъ въ темницѣ родился, Гордый орленокъ на волю стремился...
Робкія птицы понять не хотѣли:
Въ чемъ опьянѣнье невѣдомой цѣли?
Въ темныхъ предѣлахъ онъ пламенно бился, Сѣти прорвалъ и—взлетѣлъ, и разбился.
Робкія птицы, за тихую долю,
Съ давнихъ временъ полюбили неволю.
ЯКОВЪ ГОДИНЪ.

Утро смѣялось.

Утро смѣялось... Смѣялся зеленый лугъ, весь залитый горячимъ солнцемъ. Смѣялись дѣти, игравшіе въ горѣлки, и было тихо и спокойно, и такъ дышалось легко.
Лишь вдали, темный и мрачный, стоялъ городъ. Словно грозовая туча, висѣли надъ нимъ копоть и дымъ тысячъ трубъ, и казалось, что то—вся кровь, всѣ стоны и проклятія на тяжкую жизнь повисли надъ нимъ.
Но здѣсь... здѣсь все смѣялось.
***
Не было видно зеленаго луга. Его покрыла толпа. Она шумѣла и волновалась, какъ грозное море, и смотрѣла на то, что выстроили за ночь люди.
Посреди поля стоялъ высокій помостъ съ двумя столбами и перекладиной. Весь черный и мрачный, онъ ка
зался страшнымъ, чужимъ подъ золотомъ солнца и было понятно, почему его строили ночью.
Примчалась карета. На помостъ смѣло взошелъ человѣкъ. Горящими, прекрасными глазами онъ окинулъ толпу, взглянулъ на чистое, свѣтлое небо, на солнце, на угрюмый черный городъ вдали...

Было такъ тихо, что слышался полетъ шмеля надъ толпой.

— Товарищи!—крикнулъ человѣкъ съ помоста.— Нѣтъ жизни безъ свободы, помните это!..
Затрещалъ барабанъ, отрывисто, глухо. Что то бѣ

лое мелькнуло въ воздухѣ и качнулось разъ, потомъ еще разъ...

Кто-то крикнулъ въ толпѣ. Кого-то схватили. А потомъ палачъ высоко поднялъ тѣло и бросилъ въ чер
ный ящикъ, и было слышно, какъ голова ударилась о край гроба...
Разрушили помостъ, толпа разошлась и снова надъ лугомъ лишь смѣялось веселое утро.
***
На слѣдующій день дѣти снова играли въ горѣлки на лугу.

Медленно, дрожащей походкой приблизилась къ нимъ старушка, видимо ища что то.

— Дѣти!—спросила она.—Вчера здѣсь казнили человѣка... моего сына, скажите гдѣ?..
И дѣти весело провели ее къ тому мѣсту, гдѣ вчера стоялъ помостъ, а сегодня осталось лишь немного взрытой земли.
Долго стояла на томъ мѣстѣ старуха. Долго плакала она, цѣлуя сухую, пыльную землю. А потомъ ушла туда, гдѣ мрачной тучей чернѣлъ большой городъ.
И дѣти не могли ужъ больше играть. Испуганно смотрѣли они другъ на друга, на веселый зеленый лугъ, на горящее солнце, точно ища что то.
Но тамъ все было попрежнему полно красокъ и жизни. И также смѣялось веселое утро.

Б. ГЕЙЕРЪ. Такъ болтали въ кофейняхъ Багдада.

Однажды въ Неджедѣ убитъ былъ имамъ, Владыка Аравіи, Шейхъ-уль-Исламъ. И смерти его не оплакалъ народъ!
Ужъ слишкомъ тяжелъ при имамѣ былъ гнетъ, Владыкой Неджеда и слитныхъ съ нимъ странъ Сталъ сынъ опочившаго—Абдеррахманъ. И было угодно ему повелѣть
Возможно скорѣе воздвигнуть мечеть, Мечеть ту воздвигнуть—на память вѣкамъ— На мѣстѣ, гдѣ звѣрски заколотъ имамъ.
Чтобъ важность приказа понять могъ весь міръ За нимъ наблюдать долженъ Влади-Эмиръ...