Мы требуемъ увольненія

П. Н. Дурново.

замиренья. А жизнь доказываетъ, что брошенная конституція — обманъ, сплошная ложь, обглоданная кость съ затхлымъ мясомъ.
Буржуазія умоляетъ успокоиться, чтобы можно было господамъ Витте, Дурново прочимъ наро
стамъ нашей несчастной страны осуществить ли
беральныя реформы. И буржуазія играетъ тѣмъ самымъ въ руку этимъ типамъ.
У насъ ничего нѣтъ и намъ ничего не дали. Намъ пообѣщали. Но въ страхѣ за свое суще
ствованіе правительство можетъ наобѣщать что угодно. Замиритесь, успокойтесь на время и... вамъ ничего не дадутъ.
Дурново — одинъ изъ ближайшихъ и самыхъ надежныхъ дѣятелей и сторонниковъ буржуазіи.
Дурново — съ портфелемъ министра внутреннихъ дѣлъ! Развѣ можно себѣ представить чтонибудь отвратительнѣе и нелѣпѣе такой картины?
Долго ли еще ждать, долго-ли еще выносить правительственныя издѣвательства?
Пусть васъ, буржуазное общество, презираетъ пролетаріатъ. Это еще можно снести. Но васъ неуважаютъ, васъ презираютъ, на насъ опи
раются и помыкаютъ вами и при вашемъ же содѣйствіи господа Дурново. И вы это стерпите?
Мы молчаливо или съ робкимъ протестомъ принимаемъ то или иное назначеніе. Псари-по
мощники Дурново: разные губернаторы и прочіе полицейскихъ дѣлъ мастера, отличившіеся своими издѣвательствами надъ людьми, не изгоняются съ позоромъ, не бойкотируются, не отдаются подъ судъ, а перемѣщаются для исполненія своихъ миссій въ другія области.
И только вы, буржуазія, можете молчаливо принимать эти пощечины.
Дурново — блоха, питавшаяся тѣлами Сипягиныхъ, Плеве, Мирскихъ, Булыгиныхъ, Треповыхъ и иныхъ, имя же имъ — легіонъ и черная сотня...
Дурново — убѣжденный полицейскій и искоренитель крамолы. Это — ретивый околодочный, коему ввѣрено въ управленіе все пространство Россіи.
Только рабы могутъ такъ унижаться, какъ унижается наше буржуазное общество.
Оно боится революціи. Но оно не въ силахъ протестовать противъ насильственной политики нашего правительства, оно освящаетъ эту политику.
Наши либеральныя мокрицы пугливо прячутся по угламъ своихъ квартиръ. Они не прочь под
часъ поднять свой голосъ противъ революціи. Они не способны присоединиться къ борющимся.
— Не разжигайте народъ!
Вотъ ихъ лозунгъ, который они выставляютъ противъ печати, пролетаріата и всего, что борется.
Эти мокрицы не уважаютъ себя. Ихъ не можетъ уважать даже такой субъектъ, какъ г. Дурново и ему подобные.
Буржуазія мѣшаетъ движенію, какъ наросты молюсковъ на борту корабля. И правительство позволяетъ себѣ насилія и произволъ, полагаясь на буржуазію.
— Ея больше, чѣмъ бунтовщиковъ! Такъ думаетъ правительство.
Гдѣ, въ какой странѣ, среди какой національности потерпѣли бы такія издѣвательства, какія терпятся у насъ? Кто могъ бы тамъ спокойно спать, если во главѣ министерства внутреннихъ дѣлъ стоялъ бы субъектъ, напоминающій Дурново?
Буржуазія все стерпитъ, все вынесетъ, лишь бы для нея была кое-какая возможность надѣяться на спокойное и сытенькое счастье.
Назначеніе и существованіе Дурново въ роли управляющаго министерствомъ есть живой пока
затель... Надъ нами издѣваются. Намъ дѣлаютъ уступки: убираютъ Трепова и назначаютъ Дурново, смѣщаютъ Булыгина, производятся различ
ныя метаморфозы... А насилія все еще живутъ и живутъ.
Буржуазія хочетъ успокоить всѣхъ мыслью о „дарованной“ конституціи, о необходимости