Изъ набросковъ Худож.-Архит. Л. Л. Хойновскаго (†).


ПАМЯТИ ЛЮДОМІРА ЛЮДОМІРОВИЧА ХОЙНОВСКАГО.


Сообщенія, сдѣланныя въ собраніи Общества Архитекторовъ Художниковъ 29 Дек. 1916 г.
Друзья покойнаго Л. Л. Хойновскаго поручили мнѣ—человѣку, чуждому вашей, господа, средѣ, лестную, но и грустную задачу воскресить въ вашей памяти воспоминанія о томъ, чье сердце перестало биться ровно годъ тому назадъ.
Я былъ знакомъ съ покойнымъ не менѣе десяти лѣтъ, но, встрѣчая его не особенно часто и интере
суясь главнымъ образомъ яркою индивидуальностью его интеллекта, я не обладаю никакими фактическими данными о его жизни, и потому мое сообщеніе будетъ страдать полнымъ отсутствіемъ біографическаго матеріала о вашемъ умершемъ товарищѣ.
Частью пытливый, частью любопытный умъ человѣка всегда стремится узнать причину интересующаго его явленія.
То же случилось и здѣсь, когда стала извѣстной тихая трагедія юной жизни, разыгравшаяся 28 декабря пр. года на фонѣ окутаннаго снѣжнымъ саваномъ Павловскаго парка.
Каждый по своему объяснялъ этотъ печальный случай, и мнѣ вспомнился давно какъ-то прочитанный разсказъ, гдѣ неостывшее еще тѣло молодого
самоубійцы окружила толпа людей: находившаяся въ ней старушка, набожно крестясь, молилась за упо
кой Тому, отсутствіе вѣры въ Котораго, по ея мнѣнію, привело юношу къ такому рѣшенію; молодой чело
вѣкъ съ блѣднымъ лицомъ и длинными волосами
винилъ въ этомъ весь міръ, равнодушіе котораго создало для умершаго невыносимыя условія жизни, врачъ объяснялъ это нервнымъ разстройствомъ, а
трезвый экономистъ рекомендовалъ вскрыть желудокъ покойнаго, чтобы убѣдиться, что самоубійство было вызвано голодомъ.
Если къ этому поучительному разсказу прибавить общеизвѣстное правило, что ничто на свѣтѣ не бываетъ слѣдствіемъ одной только причины, а всегда
цѣлой ихъ совокупности, то по отношенію къ Людоміру Людоміровичу надо признать, что его смерть была равнодѣйствующей нѣсколькихъ составныхъ.
Здѣсь было и отсутствіе вѣры—не той, конечно, во славу которой люди воздвигаютъ храмы различнымъ божествамъ, а того жизненнаго догмата, эмблемой котораго, вопреки общепринятой символистикѣ,