Проектъ виллы—музея. Изъ академическихъ работъ Л. Л. Хойновскаго (†).
служитъ якорь, какъ опора въ борьбѣ съ ударами житейскихъ волнъ.
И мы люди тоже не безъ грѣха передъ покойнымъ Хойновскимъ: его восторженная, увлекающаяся душа жаждала тепла, сочувствія и ласки, а въ это время большинство изъ насъ, расталкивая другихъ, спотыкаясь и падая, совершало безъ оглядки и отклоненій въ сторону своей безсмысленный путь къ мелочнымъ идеаламъ будничной жизни.
Былъ бы правъ и врачъ, написавъ въ соотвѣтствующей графѣ протокола «neurastenia», ибо кто не страдаетъ его въ нашей сѣверной столицѣ, рѣдко
озаряемой солнцемъ, окутанной фабричнымъ дымомъ и украшенной, вмѣсто деревьевъ, заводскими трубами.
Наконецъ, и высшая степень матеріальнаго благосостоянія сохранила бы намъ дольше Хойновскаго,
но тогда она же вытравила бы, пожалуй, въ немъ художника, превративъ его въ диллетанта или мецената.
Но не однѣ лишь общія причины въ ихъ чистомъ видѣ заставили покойнаго трижды взвести курокъ револьвера, приставленнаго къ собственной груди.
Думая о нашей потерѣ, мы не должны забывать, что Хойновскій былъ полякъ, что онъ покинулъ
служитъ якорь, какъ опора въ борьбѣ съ ударами житейскихъ волнъ.
И мы люди тоже не безъ грѣха передъ покойнымъ Хойновскимъ: его восторженная, увлекающаяся душа жаждала тепла, сочувствія и ласки, а въ это время большинство изъ насъ, расталкивая другихъ, спотыкаясь и падая, совершало безъ оглядки и отклоненій въ сторону своей безсмысленный путь къ мелочнымъ идеаламъ будничной жизни.
Былъ бы правъ и врачъ, написавъ въ соотвѣтствующей графѣ протокола «neurastenia», ибо кто не страдаетъ его въ нашей сѣверной столицѣ, рѣдко
озаряемой солнцемъ, окутанной фабричнымъ дымомъ и украшенной, вмѣсто деревьевъ, заводскими трубами.
Наконецъ, и высшая степень матеріальнаго благосостоянія сохранила бы намъ дольше Хойновскаго,
но тогда она же вытравила бы, пожалуй, въ немъ художника, превративъ его въ диллетанта или мецената.
Но не однѣ лишь общія причины въ ихъ чистомъ видѣ заставили покойнаго трижды взвести курокъ револьвера, приставленнаго къ собственной груди.
Думая о нашей потерѣ, мы не должны забывать, что Хойновскій былъ полякъ, что онъ покинулъ