скаго права. Ни законъ, ни даже теорія не могутъ дать сколько нибудь удовлетворительнаго опредѣле
нія художественнаго произведенія. Здѣсь на помощь
приходитъ все то же соображеніе о творческомъ выраженіи мыслей и настроеній. Во всякомъ слу
чаѣ, художественное творчество будетъ только тамъ, гдѣ имѣется изображеніе не просто предметовъ внѣшняго міра, а представленія о нихъ, какъ они отпечатлѣвались въ воображеніи художника. (Курсивъ нашъ).
Не достаточно точно и удобно въ примѣненіи къ отдѣльнымъ произведеніямъ для защиты права и слѣдующее:
«Во всякомъ случаѣ слѣдуетъ признать, что художественнымъ можетъ быть названо лишь то произ
веденіе, которое даетъ опредѣленному большинству нормальныхъ людей художественныя эмоціи, кото
рое производитъ новое впечатлѣніе, оставляетъ слѣдъ въ душѣ. Такое произведеніе должно содержать идею его творца, должно быть результатомъ его вдохновенія, должно отражать въ себѣ индиви
дуальное творчество». М. Диканскій «Авторское право въ архитектурѣ» «Зодчій» 1916 г. (Курсивъ нашъ).
Надо думать, что эти попытки вообще обречены на неудачи. Вопросъ, что такое «художественныйпо существу, какъ и вопросъ, что такое искусство,
такого порядка, что рѣшать его на судѣ или какънибудь упрощенно для суда невозможно. Инымъ представляется опредѣленіе Редакціонной Комиссіи по составленію закона. «Художественное произведе
ніе для признанія его таковымъ должно имѣть цѣлью удовлетвореніе эстетическому чувству. Этой цѣлью и отличается произведеніе художественное отъ произ
веденій, являющихся результатомъ ремесленной, фабричной или заводской дѣятельности, которыя имѣютъ своимъ назначеніемъ удовлетвореніе извѣстнымъ матеріальнымъ потребностямъ ихъ пріобрѣтателей. Для признанія произведенія художествен
нымъ не требуется, однако, проявленія въ немъ творческой дѣятельности въ наивысшей степени, но всякое произведеніе, въ которомъ обнаружилась творческая дѣятельность и которое направлено къ удо
влетворенію эстетическаго чувства, должно быть охраняемо закономъ, какъ художественное (Редакціонная Комиссія II ст. 427—28). (Курсивъ нашъ).
Конечно, мнѣніе Редакціонной Комиссіи не обязательно для истолкованія смысла закона, но оно
въ данномъ случаѣ открываетъ выходъ къ точкѣ зрѣнія, съ которой, кажется, единственно возможно законодательное размотрѣніе вопроса. Требуется не установленіе наличности существенныхъ призна
ковъ художественности, а лишь признаковъ, что произведеніе стремится къ ней, какъ къ цѣли;
только направлено къ ея достиженію, только претендуетъ быть художественнымъ. Конечно, по
нятна разница между положеніемъ, что произведеніе должно дать или даетъ эстетическое впечатлѣ
ніе, и положеніемъ, что оно имѣетъ лишь цѣлью дать его. Въ первомъ случаѣ необходимо установить наличность эстетическаго впечатлѣнія, во второмъ—
только признаковъ опредѣленной цѣли, а для этого могутъ быть достаточны и внѣшніе признаки, низ
шаго порядка, даже такіе, какъ наличность аксессуаровъ исключительно декоративнаго назначенія, формъ, не вызванныхъ явной матеріальной потреб
ностью или конструкціей какихъ либо «украшеній», «орнаментовъ» и пр.
Интересна въ этомъ отношении 2 часть 2 ст. Германскаго закона 1907 г.: «... то же относится до произведеній строительнаго искусства, посколько они преслѣдуютъ художественныя цѣли». Очевидно, эта форма есть нѣчто иное чѣмъ форма: посколько они являются художественными произведеніями.
Имѣется ли, однако, въ законахъ въ виду, чтобы такія цѣли достигались? Какъ бы страннымъ это ни казалось по первому впечатлѣнію, но нужно
сказать, что этого законъ и не можетъ имѣть въ виду. Онъ можетъ требовать только номинальной принадлежности къ искусству; требуется наличность признаковъ, въ силу которыхъ эту номинальную принадлежность можно утверждать; нужны при
знаки преслѣдованія художественной цѣли, попытки, можетъ быть, потуги ея достиженія, какъ бы безнадежными они ни казались на взглядъ посторон
нихъ этому творчеству лицъ. Вѣдь опредѣленіе подлинно художественнаго, достигшаго «преслѣдованныхъ цѣлей», опредѣленіе того, что никогда не бы
ваетъ безспорнымъ для художественной критики или философскаго изслѣдованія, не можетъ соста
вить задачу суда или судебной экспертизы. Нужно только на минуту представить себѣ, напримѣръ,
произведеніе классическаго искусства передъ судомъ экспертовъ футуристовъ. Произведенія, художественность которыхъ встрѣчаетъ общее признаніе, исклю
чительно рѣдки и потому самому гарантіи защиты произведеній вообще были бы весьма ничтожны. Немыслимы сколько-нибудь устойчивыя, не мѣняющіяся непрерывно оцѣнки и послѣдовательное неслучайное покровительство однороднымъ произведе
ніямъ въ разныхъ мѣстахъ даже въ одно и то же время, при условіи разсмотрѣнія ихъ достоинствъ по существу. Произведеніе претендуетъ на художе
ственность, — оно только какъ-нибудь объективно должно выразить свою претензію; должно быть ясно, что оно преслѣдуетъ, направлено къ художе
ственной цѣли. Наше законодательство, точно во избѣжаніе сомнѣній, отбросило и это ограниченіе,
введенное въ Германскій законъ и въ опредѣленіе Редакціонной Комиссіи. Произведеніе зодчества,— слѣдовательно, художественное произведеніе и, слѣ
довательно, пользуется защитой. А въ конвенціи Россіи съ Франціей 1912 года и позже въ Русско-Германской конвенціи 1913 г. это было заявлено декларативно. Статья 2 обѣихъ конвенцій гласитъ: «Выра
женіе «литературныя и художественныя произведеніяобнимаетъ всякое произведеніе изъ области литера
туры, науки или искусства, каковы бы ни были способъ и форма его воспроизведенія, а равно его достоинство и назначеніе ...
Такимъ образомъ, надо признать, что, съ точки зрѣнія закона, необходима только номинальная при
надлежность къ искусству. Степень фактической художественности не учитывается. Если бы законъ 1911 г. также декларативно заявилъ это, какъ сдѣлали позже конвенціи 1912 и 1913 г.г., то наша