дернизма, безъ сомнѣнія, долженъ считаться вѣрнымъ отраженіемъ „послѣдняго слова кри
тики“ вообще—Уотсъ почти единственный изъ стариковъ не только продолжаетъ сохранять прежнее значеніе, но, наоборотъ, лить теперь, лишь для послѣдняго поколѣнія можетъ счи
таться уясненнымъ. Долго не понятый, онъ только теперь находитъ своихъ истинныхъ цѣнителей. Бёклинъ, Бернъ Джонсъ и его това
рищи, не говоря уже о нѣсколько „смѣшномъ“ Гонтѣ, ушли отъ насъ, померкли, стали нѣсколько „старомодными“, чужими, чуть даже наивными и лишь геній великаго старца— Уотса, долгое время остававшійся въ тѣни, теперь возсіялъ всѣмъ своимъ блескомъ.
Причина такого явленія для Мутера ясна. Уотсъ стоитъ выше двухъ теченій, въ которыя вылилось все эстетическое міросозерцаніе XIX вѣка: искусства для искусства и искусства, какъ соціальнаго ученія. Вѣрнѣе, Уотсъ нашелъ разрѣшеніе дилеммы, ка
завшейся неразрѣшимой. Его произведенія прекрасны настолько, что могутъ удовлетворить самыя высокія требованія чистаго эстетизма, и въ то-же время философская сторона ихъ вполнѣ на высотѣ современныхъ взглядовъ. Для человѣчества нашихъ дней не существуетъ больше древнихъ религій, самое христіанство мы влачимъ какъ обветшалую ризу, для насъ не могутъ казаться убѣдительными и тѣ наивныя ученія, которыя прельщали Курбэ и Виртса. Теперь воцарилась религія самодовлѣющаго человѣчества—и Уотсъ, великій пророкъ
этой религіи, одинаково чуждый какъ наивнаго
матеріализма со всѣми его выводами, такъ и выдохшихся вѣрованій. Онъ не ищетъ, по
добно Бёклину, своего вдохновенія въ мертвомъ для насъ эллинскомъ язычествѣ, онъ не пытается, подобно Бернъ Джонсу, гальванизиро
вать утратившія свою силу идеалы христіанской средневѣковой культуры, онъ не прибѣгаетъ къ грубой аллегоричности Корнеліуса и В. Каульбаха, онъ представилъ цѣлый рядъ высокихъ, грандіозныхъ символовъ и съумѣлъ создать для нихъ вполнѣ оригинальный, высокій безъ паѳоса, убѣдительный безъ подчеркнутости и въ то-же время высоко-художественный по своей красотѣ образъ выраженій. Вотъ что говоритъ Мутеръ, и не столько самъ Мутеръ, сколько всѣ тѣ ревностные поклонники, которые, посѣщая
симпатичный Голлендъ-Гоузъ, создали вокругъ Уотса своего рода религію.
Мы не станемъ отрицать величія всей личности Уотса. Человѣкъ, внушившій къ себѣ почти религіозное поклоненіе—долженъ былъ обладать недюжиннымъ характеромъ и умомъ. Однако, позволительно усомниться въ художественномъ величіи мастера, въ его равноправ

ности съ величайшими геніями прошлаго—съ Тиціаномъ, Микель-Анжело, съ которыми не за

думываясь сравниваетъ его Мутеръ и, подобно ему, всѣ горячіе поклонники Уотса. Съ Мутеромъ въ данномъ случаъ произошло то, чего никакъ нельзя было-бы ожидать отъ такого рев
ностнаго, крайняго апостола принципа ,,1 art pour l’art“, „живописи для живописи“, какимъ онъ заявилъ себя, какъ въ первомъ своемъ знаменитомъ сочиненіи, и въ отдѣльной исто

ріи французской живописи, такъ и во всѣхъ своихъ другихъ статьяхъ и изслѣдованіяхъ.

Мутеръ выражаясь тривіально, попался на столь презираемую имъ литературную удочку и, увлекшись философской стороной картинъ Уотса, не устоялъ отъ соблазна вознести и художественную ихъ сторону на ту же высоту.
Мы не станемъ порицать Уотса за его „литературность“. Наивный споръ о формѣ и со
держаніи въ искусствѣ никого въ настоящее время не интересуетъ. Гоненіе на разсказъ, анекдотъ, аллегорію или, идя вслѣдъ за Уистлеромъ, на рѣшительно всякій „сюжетъ“—от
жило свой вѣкъ и представляется своего рода схоластическимъ фанатизмомъ. Прекрасенъ безсюжетный „стаканъ лимонада Тербурга, прекрасна та или другая красочная симфонія Уистлера, но прекрасны и строго обдуманныя, превосходно разсказанныя „разсудочныя“ кар
тины Пуссэна, прекрасенъ Хогартъ, прекрасна „Аѳинская школа“, прекрасны аллегоріи Боттичелли, прекрасны легенды Фр. Беато. Воз
рожденіе теоріи l’art pour l’art въ недавнее время сыграло очень значительную и полезную роль, особенно у насъ, уничтоживъ удушіе отъ тенденціознаго искусства, но все-же самый вопросъ о томъ, что лучше, что хуже, вопросъ
этотъ въ своей основѣ такъ нелѣпъ, что даже теперь кажется страннымъ, какъ онъ вообще могъ быть поднятъ. Повторяемъ, мы не приступаемъ къ оцѣнкѣ Уотса съ этой узкой мѣрочкой: вѣренъ-ли онъ или нѣтъ чистому эстетизму;