шенны они лишь постольку, поскольку выражали полно и глубоко свою собственную сущность, при
родную истинность (die Naturwahrheit) своей эпохи.
Только в этом смысле они являются нормой и образцом для искусства всякой иной эпохи. Искусство каждой эпохи, желая быть верным духу клас
сического искусства, должно выражать целиком и
до конца свою собственную истинную сущность, т. е. быть современным и неповторимым, быть самим собою, никому не подражать и ничего не реставрировать.
Пролетариат должен знать и понимать классическую культуру и ценить ее. Искусство эпохи пролетарской революции должно использовать опыт классическою искусства, но отнюдь не для реставрации его, не путем подражания, а путем высокою творчества, опирающеюся на высокую технику. Ленин говорил, что пролетарскую культуру можно строить только «переработкой» «куль
туры, созданной всем развитием человечества». Но Ленин нигде не говорил о пассивном усвоении старой культуры, о подражании ей, об ее реставрации. Он говорил об использовании и переработка ее в интересах пролетариата.
А Маркс не только говорил об искусстве, соответствующем высокой индустриальной технике нашей эпохи, но с ненавистью и иронией говорил о людях, над мозгом которых «как кошмар тяготеет традиция всех умерших поколений», кото
рые «озабоченно вызывают на помощь себе духов прошлого», изгоняются «заимствованным у предков языком» и производят «заклинания мертвых».
Пролетарская революция должна вытравить все эти суеверия прошлого, весь этот идеалистический пиэтет перед прошлым искусством, как перед искусством непревзойденным и совершенным. «Ре
волюция XIX столетия (под ней Маркс разумел пролетарскую революцию. П. Н.), чтобы найти свое истинное содержание, должна предоста
вить мертвым погребать своих мертвецов». («Восемнадцатое брюмера»),
Итак, старое классическое искусство нужно для нашего времени, как объект изучения, как интересный и поучительный опыт, который необходимо усвоить, чтобы пойти дальше. Старое клас
сическое искусство нужно для сбережения энергии и сил современного искусства. Но люди современной эпохи должны понимать историче
скую ограниченность старого искусства, должны уметь эту ограниченность преодолеть и остаться самими собой. Строить на старом классическом репертуаре современною театра нельзя, но использовать его можно и нужно.
Что же использовать в интересах нашего времени? Может быть, правы те, которые с негодованием отвергают всякое сближение старых классиков с задачами и целями современною искус
ства и эпохи пролетарской диктатуры? Нет, неправы. Или правы только в некоторой степени.
Неправы потому, что всякое гениальное или выдающееся художественное произведение не толь
ко выражает полностью и целиком свою эпоху, миропонимание и мироощущение определенной социальной среды, но и преодолевает историче
скую ограниченность своей эпохи и своей среды. Этому преодолению способствует дар широчай ­ шею художественною обобщения, благодаря кото
рому гениальные художники переживают свою эпоху и часто полностью раскрываются в другие эпохи, прорастают в иные социальные пласты. И кроме того, ничего нельзя поделать с тем фактом, что каждая эпоха и каждый общественный класс
по-своему воспринимают и переделывают величайшие художественные произведения прошлых веков. Ничего нельзя поделать с тем, что Шекспир, Мольер, Мусоргский, Пушкин и Лев Тол
стой некоторыми сторонами своей творческой ра
боты могут стать фактами современною искусства и современной культуры. Правда, это не будет Пушкин Достоевскою и Тургенева, Пушкин символистов, Пушкин дворянской или буржуазной интеллигенции. Может быть образ Пушкина, сложившийся в представлении пролетарскою актива эпохи пролетарской революции. Художественные факты меняются и развиваются в зависимости от особенностей воспринимающей среды. В историю искусства входит не только история предметов и вещей искусства, но и история читателя и зрителя, история воспринимающей среды, благодаря которой растут и получают различное значение художественные предметы и факты. И ничего вы не поделаете против того,
что каждая эпоха будет иметь и должна иметь свой образ Пушкина, Толстого и даже Достоев
скою. Это не культ мертвых. Это — жизнь живых, тех, которые еще не умерли. Это — живой субъекти
визм класса, который заставляет служить своему настоящему и своему будущему тех, которых со
здали прошлые эпохи, но которых эти эпохи не восприняли и не осилили. После Ленина ясно всем, что бывают люди, наиболее выражающие свою эпоху и видящие дальше всех, свою эпоху преодолевающие. Через сто лет Ленин не перестанет быть живым фактом живого сознания людей будущею.
Поэтому классический репертуар может и должен занять свое место в репертуаре современною театра. Но такое место, чтобы не помешать пол
ному выражению нашей эпохи, чтобы помочь этому выражению. Не весь классический репертуар выдерживает ставку на наше время. В клас
сическом искусстве, так же, как в античной религии и античной культуре вообще, есть много почтенных могил и навсегда погребенных трупов.
Эти тени прошлого вызывать не следует. Необходим отбор, сделанный сознанием современных
людей, вполне овладевших идеологическим материалом величайшей революции.
В классическом искусстве представлено не только прекрасное мужество и жизнеутверждаю
щий закал борющеюся человечества, — в равной степени в нем представлены глубочайшее отчаяние, скорбный пессимизм и ужас перед темными стихийными силами жизни. Немногое из прошлого искусства мы можем взять, — только самое живое и прочное. И это немногое мы должны не рестав
рировать, а показать в истолковании человека нашей эпохи. В этом немногом мы должны пока
зать героику и пафос, борьбу и мировосприятие нашего времени, душевный подъем пролетарской революции. Шекспир нам может показать крушение и распад величайших социальных систем, потрясающие картины катастроф. Мольер заставит задрожать наши сердца пламенным негодова