Красная армия за X лет

(10-ая выставка АХРР‘а)
Нижний этаж нового здания Московского Почтамта превращен в 10-ю выставку АХРР. На сей раз сделана попытка отобразить в монументаль
ных полотнах исторические моменты борьбы армии рабочих и крестьян. Это—первая большая выставка батальной живописи за революцию.
Как подойди к батальной живописи в наше время в условиях гражданской войны? Над этим вопросом работали все художники, участвующие на выставке.
Некоторая часть подошла к этому вопросу так, как подходили „деды и отцы“ раньше. Изме
нился только костюм воина. В них чувствуется школа Самокиша. Патентованные военные кар
тины! Таковы работы Авилова, Грекова и др. Здесь строят по старому, хотя содержание новое.
Из работ иного порядка в первую очередь нужно отметить картину „Комиссар“ — К. Петрова-Водкина. Комиссар ранен. Раненый, он торопит красноармейцев выполнить их бое
вой долг. Картина прекрасно скомпанована. Очень эмоциональна! Тща
тельно сработана. Нежный колорит картины делает этот эпизод слишком лирическим. В этой картине, напи
санной с такой искренностью, видно сочувствие, но нет главного—харак
тера эпохи, ее железной воли. Это произведение исторически интересно тем, как преломляется гражданская война в психологии мастера, воспитанного в определенной художе
ственной культуре. Некоторой иконописностью веет от этой картины.
Противоположностью Петрову- Водкину является большая картина Богородского „Матросы в засаде“. Их осталось только пять. Они решили бороться до конца, но не сда
ваться. Такова-фабула картины. Эту работу даже нельзя сравнить с работой Петрова-Водкина. Здесь нет
такого мастерства. Краски сырые... А о рисунке и говорить нечего. Но эта картина захватывает зрителя. Эти матросы вырваны из жизни.
В этом полотне люди не сделаны, не придуманы. Это не иконография, а гражданская война! Много излишнего психологизма, но картина действует на зрителя своей силой.
Петров-Водкин представляет одно направление на выставке, Богородский—второе, Авилов, Греков— третье.
Радостное впечатление оставляет огромное полотно Рождественского „Национальные части Крас
ной армии“ (Средняя Азия и Кавказ). Задача перед художником стояла очень трудная. Как показать особенность национальной Красной армии, не впадая в литературность, в дешевку восточного стиля?
Художник дал полную света и цвета картину, очень искусно вкрапив этнографию. Звучание красок совпадает с музыкой духового оркестра, изо
браженного на картине. Талантливо передай ритм красноармейских колонн. Вдумчиво изображены национальные особенности типа подобного красно
армейца. Некоторое влияние французов наложило отпечаток высокой художественной культуры.
Так же интересна работа худ. Вильямса „Демон
страция французских моряков в Одессе в 19-м г.“. К. С. Петров-Водкин
„Комиссар“
дишки с храмовыми праздниками, базарами, шелудивыми собаками и „чудными людьми“, которым жить бы и жить еще в до-лесковское время—гденибудь в народной бытописи Казака Луганского, и—очень мало в „Ином периоде“ опознанной ра
стущей жизни, живущей современности. Слишком тяжело лежат на русской провинции литературные воспоминания. Кто-то должен притти и расчистить их.
Совсем иного рода—закоулок Анны Караваевой и ее рассказа „Каленая земля“, помещенного в той же книжке журнала. Писательница ищет „вечной темы“ и находит ее в мотиве исступленной любви, ищет романтических приключений и находит их в уголовном сюжете. Любовь и преступление, неразлучные вожатые старинной мелодрамы, вдохно
вляли „Каленую Землю“. И пусть бандит, герой рассказа — лишь проворовавшийся приказчик ко
оператива, а его исступленная подруга похожа на Грушеньку Достоевского (который раз Достоев
ский?) — сохранен старинный жанр, соблюдена романтика. А чтобы читатель не делал ложных выводов, введен карающий символ эпохи—милицинер. Впрочем, написан рассказ неплохо.
... Всеволод Иванов остепенился. Его литературные пьески затвердели, приняли строгое очер
тание, речь уже не рассыпается, но течет медленным и ясным потоком, сюжет умерил свой парти
занский разбег врассыпную—нашел свою узкую и последовательную конструкцию. Уже вполне соз
ревший писатель чувствуется за новеллой „Подвиг Алексея Чемоданова“. Эпизод смерти красного командира в гражданской войне дан в очертаниях монументального эпического отрывка. Но куда девался молодой и буйный пафос „Голубых песков ? В новелле — изолированная психологическая ситу
ация „подвига . Он совершен красным командиром, но его мог совершить и наполеоновский солдат.
Смерть краскома на боевых позициях воспринимается, как трагическая бессмыслица: ни пер
спективы, ни борьбы кругом. Всеволод Иванов, вызревая, уходит во „всечеловечность“. Вот тоже— глухой и бездорожный переулок, поглотивший уже много „малых сил“. Всеволод Иванов еще не сказал своего последнего слова.
В. БЛЮМЕНФЕЛЬД