ствует только тот дух злобы, который реет над прекрасным мастерством Гросса и Дикса.
Но что значит, что Гросс «мастер изобразительных схем, разоблачающих буржуазное общество»? Для всякого пролетарского ценителя рисунка, Гросс, конечно, вовсе не мастер изобрази
тельных схем, а мастер социального анализа и синтеза в чрезвычайно экономных зрительных образах. Дело не в схемах, а дело в индивидуаль
ной жизненности каждой отдельной карикатуры Гросса и в том, что скрывающаяся за внешней ненавистью рисунка внутренняя мощь глаза и руки дает вам возможность проникнуть в глубь изображаемого явления с наименее рассеянным вниманием. Тут далеко до схематизма. И Гросс не «мастер схем», а мастер типов, — тем самым художник реалист, хотя, как все карикатуристы реа
листы, как Стейнлен и еще в большей степени Домье Гранжуа и, может быть, больше всех Гойя (мастера, которых называет своими учителями Гросс), он, разумеется, целесообразно деформи
рует изображаемые объекты. Нужно нам такое искусство или нет?
Конечно, искусство Гросса — это прежде всего оружие для нападения.
Но разве победившему пролетариату это оружие для нападения не нужно? Разве внутри страны у нас нет ни нэпмана, ни кулака, ни попа, ни обывателя, ни рабочего-шкурника, ни примазав
шегося, ни тысячи других отрицательных типов,
которые ждут еще удара, сатирического скальпеля по их пошлому лицу? И разве они не представ
ляют собою опасности? И разве мы не окружены со всех сторон за нашим кордоном могучим в своем безобразии миром? И разве Гросс не является,
сам по себе, для нас в высшей степени ценным такой, какой он есть?
Полноте, если у нас были бы десятки Гроссов, им нашлась бы работа, как она находится для,— прямо скажу, — для менее ядовитых, хотя и очень талантливых мастеров, вроде Дени и ему подобных собственных наших карикатуристов. Но, ко
нечно, нам нужно не только оружие, бьющее врага, нам нужно также и искусство, утверждаю
щее нас самих. Его В. Перцов определяет, как нужные нашей художественной эпохе художествен
ные штандарты победившего рабочего класса. Что это значит — «художественный штандарт»? Это скользкое слово, употребленное для того, чтобы за
слонить коммунистическую мысль Гросса. Гросс говорит:
«Если художник ушел в индустрию — дело похвальное; но что делаешь, делай скорее. А если он остается в искусстве, то должен заботиться о социальной действенности и значимости своих произведений».
Конечно, значительно и действенно не только сатирическое оружие, конечно, социально значительными могут быть и положительные художественные произведения, но и они будут тем более значительны, чем более будут проникнуты тенденциями рабочего класса. А какой-то «художественный штандарт» может быть чем угодно. Это вы
ражение ничего собой не определяет. Очевидно, перед В. Перцовым носится какой-то образ худо
жественного произведения, лишенного идейности, социальной действенности, и, в то же время, каким - то образом пролетарски ценного по степени
своего формального совершенства. Мысль выражена крайне неясно, но кто знает хорошо наше направление, сразу усмотрит в чем дело. Это та же попытка художников-формалистов оставить
место за какой-то третьей дорогой, не вливаться в индустрию и не «становиться агитаторами», производить штандарты, т. е. просто какие-то определенные «вещи», формальное совершенство кото
рых якобы само собою знаменует пролетарские победы.
Гросс начинает свою брошюру такими словами:
«Наблюдая искусство современности, мы наталкиваемся на путаницу и на неразбериху. Вывести правильное заключение о нем нелегко».
Эту нелегкую задачу небольшая брошюра Гросса выполнила с блеском, но редактор вновь попытался создать путаницу и неразбериху, напи
савши плохое предисловие, не только не совпадающее с основными идеями художественной по
литики Наркомпроса, но пытающееся заслонить совпадение с этой политикой идей Гросса иди оспорить идеи Гросса с ней совпадающие.
В. Перцов плохо проделал свою работу редактора.
Брошюра, очевидно, расчитана на массовую интеллигентскую публику, т. е. на рабочий актив, учащуюся молодежь, крестьянина передовика, трудовых интеллигентов. Брошюра упоминает множе
ство имен, которых может не знать не только такой читатель, но даже и читатель искушенный. Ни одно из этих имен не разъяснено. Приведу пример. На стр. 30 Гросс говорит:
«Нам никогда но приходилось слышать, чтобы Грюцнеру ставили в вину его пропаганду в пользу немецкого пива или Грюневальду — его крестьянское мировоззрение».
Конечно, многие не знают, кто такой Грюневальд, но кто такой Грюцнер, не знаю и я, хотя мои познания в немецком искусстве, конечно, значительно превосходят познания читателя, на ко
торого расчитана брошюра. Всякие Флаксманы, Генелли, Фрейтаги и т. д. появляются на каждом шагу, и не просто как перечисления, а именно,
как типичные художники или писатели, так что без пояснительных примечаний, что же это за типы, текст становится в этих местах малопонятным.
Еще хуже, что два раза назван какой-то художник Ингрес. Как бы вы думали, кто это такой? Это — всем прекрасно известный крупнейший представитель позднего классицизма, французский ху
дожник Энгр. Уже этого-то, во всяком случае, пе смел переврать редактор. Поэтому повторяю: хо
рошо, что издана книжка Георга Гросса, но надо было сделать к ней хорошие примечания и комментарии, хорошее предисловие, радостно под
черкнувши полное совпадение самостоятельно выработанных идей Гросса и основных идей худо
жественной политики Наркомпроса. В этом виде Художественный Отдел ГПП мог бы издать книгу и его только похвалили бы, но книжка издана на редкость неряшливо, с предисловием, расходящимся с нашей художественной политикой и вно
сящим путаницу в ярко выраженные и до про
зрачности ясные идеи художника-коммуниста Гросса. А. ЛУНАЧАРСКИЙ.