Писатель-критик-читатель

За напостовцами, с легкой руки Карла Радека, установилась редкая привиллегия бить литератур
ные стекла. С виду как будто даже неподходящее занятие. А на самом деле эта стекло-разрушительная политика блестяще оправдалась. За проле
тарскими писателями де-факто и де-юре признано уже право на художественную самостоятельность, кое-кто посторонился, кое-кто совсем даже убрался, и если раньше, как говорит т. Горбачев, мы начинали
обзор справа налево, — то теперь это делается как раз наоборот. Однако, приходится находить еще такие стеклышки, которые как-то уцелели. На кри
тическом ли носу, в оконной ли журнальной раме, но факт тот, что они все еще поблескивают. Не без специфического глянца и статья Инн. Оксенова «Писатель-критик-читатель» [1)].
Впрочем, я слышу уже каверзный вопрос: а при чем здесь битые стекла? Не спешите, прошу вас, не спешите, ибо эти стекла — лучший довод в пользу того, что нам нужна та самая жесткая критика, против которой пробует выступать Инн. Оксенов. Он пишет замечательные слова:
Если бы напал вдруг мор на критиков и вымерли бы все до единого — туда им и дорога. Ни один писатель не прольет над их прахом ни слезы. Еще вобьют в их могилы осиновые колы .
Инн. Оксенов числится поэтом и ему свойственно, так сказать, заниматься фантазией. Но коли так, не следует писать принципиальные статьи, ибо жизнь рушит кой-какие фантазии вдребезги.
И пример тому — битые стекла. Правда, напостовцы иногда разбивали лишнее окно и ставили лишний синяк под пильняковские глаза. Но факт, вместе с тем, остается фактом. Напостовцы сумели привлечь общественное внимание к пролетарским пи
сателям, они сумели продвинуть пролетписательские имена в нужную среду, они сумели взбудоражить кого надо было и переместить центр вни
мания далеко влево. Это — с одной стороны. А со стороны другой — эти-же битые стекла помогли кое-кому переоценить не в меру оцененные по
путнические ценности. И если при этом летели шальные осколки, разве это в конце концов не оправдалось? По мнению Инн. Оксенова «пи
сатель зол на марксистов не менее (если не более) чем на формалистов». Подумаешь, какие откро
вения и какая Америка! Действительно, известная часть писательской публики, — ох, как она зла на придирчивых марксистов «за неумеренность по части идеологии» и с какой бы она охотой вбила кол в напостовскую могилу!.. Но разве всего этого мы не знаем и без Инн. Оксенова, и разве ради этого стоило столько распространяться?
Но статья написана, конечно, не ради открытия этой вот Америки. В ней есть нечто совсем другое. Сначала как будто Инн. Оксенов вежливо расшаркивается:
«Приходится говорить уже о пороках не метода, а его применения. Тончайшее оружие марксистского анализа повинуется только очень умелым рукам.
Но это только вежливый наклон головы и долго стоять в такой несвойственной позе очень не
[*)] См. «Жизнь Искусства» №14.
удобно. И ниже, довольно мелко и плоско, но Инн. Оксенов пробует опровергать уже не «по
роки применения», а самый «метод». Он пишет:
«Вся беда в том, что каждый критик — и марксист в особенности (курсив мой З. Ш.) — за исклю
чением двух-трех больших, настоящих критиков (ах, вежливость!), — искренне считает себя нянькой и если не всегда решается учить писателя как надо писать, то уже наверное учит, о чем писать. По своему
прав писатель, убеждающийся в бесполезности и даже вреде критики (какой?) Нельзя вырастить бананы на березе. Если известные темы не находят в литературе отражения, значит литература сего дня еще не созрела для них. Дайте время для органического ее развития, не форсируйте: всякому овощу свое время».
Весьма и весьма жалостно, не лишено огородной эрудиции, но — крайне неубедительно.
В предисловии к третьему изданию «За двадцать лет» Г. В. Плеханов писал:
В своей Исповеди Горький стал на ту наклонную плоскость, по которой раньше его скатились такие гиганты, как Гоголь. Достоевский, Толстой. Удержится-ли он от падения? Сумеет-ли он покинуть опасную плоскость? Этого я не знаю. Но я пре
красно знаю, что покинуть эту плоскость он может только при условии основательного усвоения им марксизма [1)] Эти мои слова могут дать повод к це
лому ряду более или менее остроумных шуток насчет моей односторонности . Я заранее рукоплещу удач
ным шуткам, но продолжаю стоять на своем. Только марксизм мог-бы вылечить Горького. И эта моя на
стойчивость должна быть тем более понятна, что тут уместно вспомнить пословицу: чем ушибся, тем и лечись. Ведь Горький уже считает себя марксистом: ведь в своем, романе Мать» он уже выступил как проповедник марксовых взглядов. Но тот-же роман показал, что для роли проповедника этих взглядов Горький совершенно не годится, так как взгля
дов Маркса совсем не понимает. Исповедь явилась новым и, быть-может, еще более убедительным
доказательством этого полного непонимания. Вот я и говорю: если Горький хочет проповедывать марксизм, так пусть он даст же себе труд предварительно понять его».
Ежели рассуждать, примерно, следуя Оксенову, то Плеханов неминуемо должен быть зачислен в вышеупомянутые няньки. И вот почему. Во-первых, он «неумеренно требователен по части идео
логии», предлагая Горькому основательно изучить марксизм. Во-вторых, он явно «форсирует» разви
тие писателя. И, в-третьих, он твердо настаивает на совершенной идеологической ясности. Вам, ко
нечно, смешна такая натяжка, — а Цнн. Оксенов, вероятно, полагает именно так, несмотря даже на то, что Плеханов один из тех «двух-трех».
Правда, Оксенов немного путает. Речь должна итти не о темах, нашедших свое отражение в современной литературе, а, наоборот, об этом
отражении. Основная и органическая тема наших дней — это революция, гражданская война, парти
занщина, старый и новый быт. Мимо этих тем,
к счастью, наша литература не идет: она уже вполне созрела для того, чтоб эти темы поста
вить в центре своего внимания. Это как раз хорошо. Плохо только, что не всегда и очень часто эти темы преподносятся в совершенно извращенном свете, очень часто глубокое непонимание совершающегося социального процесса, и,
[1)] Курсив везде мой. З. Ш.