Критик должен быть передатчиком социального заказа от читателя к писателю, но за эту миссию нужно браться с умом, иначе получается сильно комическая картина пробега бегемотов через посудную лавку.
Из всей критики наших дней только в одной книге слышно подлинное дыхание социального заказа, это — «Литература и революция». Есть оно еще в статьях Вяч. Полонского, все же осталь
ное — парад ворон в павлиньих перьях. При чем особо удручающим обстоятельством является то, что павлиньих перьев (сиречь мыслей) собствен
ного производства не хватает и они надергиваются ни к селу, ни к городу из неповинных ни в чем крупных критиков-социологов и раскрашиваются в грязную радугу собственных убогих комментариев (пример статья Штейнмана).
У критика, если он хочет завоевать уважение писателя, должны быть свои мысли. Нельзя всю жизнь сидеть на запятках и танцовать каждый раз от печки, хотя бы гениальных, но не своих откровений. Критик должен быть авторитетен. Белинский был голосом эпохи, передатчиком ее
Женщине Востока посвящаю.
Между тополями, возле дуг чераза Полыхает в зное огненный кумач;
Как сквозь землю скрылись муллы,
мударисы, Убежал сверкавший бляхами урус;
Не стерпело сердце, хоть и жутко было, Понеслась, узнала, все узнала я,
И во мне, забитой, родились вдруг силы. Захмелела счастьем голова моя.
Солнце стало ярче, люди все — добрее Сердцу места мало в молодой груди, Не иду — лечу я, от восторга млея,
Радость больше жизни чую впереди.
Будто прожитое, только страшный сон. А вот как скажу я старому бабаю? Зарычит, завоет лютым зверем он.
Обругает страшно, от людей запрячет, Как собаку, в грязной, темной конуре; Не вернусь к нему я, пусть бабай
Путь мой — к светлым далям,
к пламенной заре.
социального заказа потому, что мыслил самостоятельно и не делал из своих статей калейдоскопа всем известных и набивших оскомину цитат. Чернышевский и Плеханов вели за собой писателя, потому что они знали больше писателя и умели открывать ему неизвестные горизонты. И писатель преклонялся перед их авторитетом.
Критика наших дней поражает своей вопиющей безграмотностью, и писателю, прошедшему большой
творческий и общественный искус, остается только горько смеяться, когда развязные молодые люди преподносят ему в поучение марксизм, рассказанный «своими словами».
чество и обратиться непосредственно к читателю, войти в тесный контакт с ним. Последнее время так и приходится делать. И результаты полу
чаются интересные и непредвиденные. Иванов седьмой поучает писателя: «Икс — писатель талант
ливый. Но ему нужно оторваться от романтики, ему нужно глубже понять суровую прелесть сегодня,
строгие красоты наших строительских будней, иначе читатель отвернется от него, он уже отво
рачивается». А в это время Икс получает письма читателей, одобряющие именно тот творческий путь, который ненавистен критику. Эти письма писаны не внутренними и внешними эмигрантами, а под
линным советским читателем — студенчеством, комсомольцами, рабфаковцами.
Кроме писем есть еще сухие свидетели — статкарточки библиотек о степени читательности писателей.
— Где же истина? И где подлинный социальный заказ? Думается, что не в экзерсисах «закрывателей шлюзов», а вот в этих письмах читате
Эта слушающая молодежь выросла в годы революции, она — плоть от плоти и кровь от крови
революционной бури, она в трудовых школах получила достаточный навык к марксистским методам оценки литературного произведения и от
неслась к применению этого метода серьезнее, нежели патентованные «выразители социального заказа». Писатель ей верит и, если он серьезен, если литература — дело его жизни, а не повод для получения бутербродов из рук критики, он выпол
нит социальный заказ, идущий от этого нового поколения.
Что же касается критиков, то разрешите хоть раз опекаемому Иксу дать им дружеский совет. Спрячьте свое высокопоставленное шаманство,
свою непререкаемость и пойдите в какую-нибудь из советских трудовых школ на работу литкружка.
Там шестнадцатилетние юноши и девушки научат вас, как нужно знать и ценить литературу, как нужно относиться к писателю и как критиковать литературное произведение.
Когда научитесь — приходите учить нас. До тех же пор мы оборачиваемся к вам спиной. Глядеть на голого короля противно.
Из всей критики наших дней только в одной книге слышно подлинное дыхание социального заказа, это — «Литература и революция». Есть оно еще в статьях Вяч. Полонского, все же осталь
ное — парад ворон в павлиньих перьях. При чем особо удручающим обстоятельством является то, что павлиньих перьев (сиречь мыслей) собствен
ного производства не хватает и они надергиваются ни к селу, ни к городу из неповинных ни в чем крупных критиков-социологов и раскрашиваются в грязную радугу собственных убогих комментариев (пример статья Штейнмана).
У критика, если он хочет завоевать уважение писателя, должны быть свои мысли. Нельзя всю жизнь сидеть на запятках и танцовать каждый раз от печки, хотя бы гениальных, но не своих откровений. Критик должен быть авторитетен. Белинский был голосом эпохи, передатчиком ее
ОГНЕННЫЙ кумач
Женщине Востока посвящаю.
Вышла я к арыку, за большой дорогой Сквозь чадру рябится лес карагачей,
А за ним простора, воли, шири много, Дождь из златотканных солнечных лучей.
Между тополями, возле дуг чераза Полыхает в зное огненный кумач;
Что там — не пойму я, словно от проказы Убежал оттуда Исабай-богач.
Как сквозь землю скрылись муллы,
мударисы, Убежал сверкавший бляхами урус;
Убегал поспешно мокрым полем риса,
Под покровом ночи, как негодный трус.
Не стерпело сердце, хоть и жутко было, Понеслась, узнала, все узнала я,
И во мне, забитой, родились вдруг силы. Захмелела счастьем голова моя.
Солнце стало ярче, люди все — добрее Сердцу места мало в молодой груди, Не иду — лечу я, от восторга млея,
Радость больше жизни чую впереди.
Все сейчас забыла, ничего не знаю,
Будто прожитое, только страшный сон. А вот как скажу я старому бабаю? Зарычит, завоет лютым зверем он.
Обругает страшно, от людей запрячет, Как собаку, в грязной, темной конуре; Не вернусь к нему я, пусть бабай
поплачет,
Путь мой — к светлым далям,
к пламенной заре.
Снова у арыка за большой дорогой
Без чадры. Как ласков лес карагачей, И сама не знаю, как умчали ноги
К кумачу, что реет в золоте лучей.
ПАВЕЛ БЕЗРУКИХ
социального заказа потому, что мыслил самостоятельно и не делал из своих статей калейдоскопа всем известных и набивших оскомину цитат. Чернышевский и Плеханов вели за собой писателя, потому что они знали больше писателя и умели открывать ему неизвестные горизонты. И писатель преклонялся перед их авторитетом.
Критика наших дней поражает своей вопиющей безграмотностью, и писателю, прошедшему большой
творческий и общественный искус, остается только горько смеяться, когда развязные молодые люди преподносят ему в поучение марксизм, рассказанный «своими словами».
При таком положении серьезно работающему Иксу остается сделать одно: плюнуть на посредни
чество и обратиться непосредственно к читателю, войти в тесный контакт с ним. Последнее время так и приходится делать. И результаты полу
чаются интересные и непредвиденные. Иванов седьмой поучает писателя: «Икс — писатель талант
ливый. Но ему нужно оторваться от романтики, ему нужно глубже понять суровую прелесть сегодня,
строгие красоты наших строительских будней, иначе читатель отвернется от него, он уже отво
рачивается». А в это время Икс получает письма читателей, одобряющие именно тот творческий путь, который ненавистен критику. Эти письма писаны не внутренними и внешними эмигрантами, а под
линным советским читателем — студенчеством, комсомольцами, рабфаковцами.
Кроме писем есть еще сухие свидетели — статкарточки библиотек о степени читательности писателей.
— Где же истина? И где подлинный социальный заказ? Думается, что не в экзерсисах «закрывателей шлюзов», а вот в этих письмах читате
лей, статкарточках библиотек, наконец в том приеме, который оказывается молодой и чуткой аудиторией писателям на публичных выступлениях. Слушающая аудитория, особенно аудитория моло
дежи, — ярчайший барометр социального заказа и барометр не липовый.
Эта слушающая молодежь выросла в годы революции, она — плоть от плоти и кровь от крови
революционной бури, она в трудовых школах получила достаточный навык к марксистским методам оценки литературного произведения и от
неслась к применению этого метода серьезнее, нежели патентованные «выразители социального заказа». Писатель ей верит и, если он серьезен, если литература — дело его жизни, а не повод для получения бутербродов из рук критики, он выпол
нит социальный заказ, идущий от этого нового поколения.
Что же касается критиков, то разрешите хоть раз опекаемому Иксу дать им дружеский совет. Спрячьте свое высокопоставленное шаманство,
свою непререкаемость и пойдите в какую-нибудь из советских трудовых школ на работу литкружка.
Там шестнадцатилетние юноши и девушки научат вас, как нужно знать и ценить литературу, как нужно относиться к писателю и как критиковать литературное произведение.
Когда научитесь — приходите учить нас. До тех же пор мы оборачиваемся к вам спиной. Глядеть на голого короля противно.