ПЬЕСА и БЫТОВЩИНА
Левый театр на всех порах ликвидирует сам себя. Начав с перевоплощения производственности и усвое
ния так называемых малых форм, он кончает тем, что ряд производственных приемов и ряд малых форм использовывает для создания новых больших станково-теа
тральных форм, т. о. для канонизации прежней пьесы на сегодняшней ступени театрального развития.
Эта реакция идет под знаменем приближения к жизни, к быту и иод истрепанным знаменем всех решительно реалистических движений в искусство, — движений, как известно, буржуазных. „Осовременение театра, как известно, означает переход к бытовой пьесе с со
временным тематическим материалом и с несколько видоизмененной трактовкой зрелищного искусства. Театр приближают к действительности но практически, а репродуктивно.
Эстетически бытовая пьеса есть особый сюжетный жанр, и всякий материал, включенный в такую пьесу,
организует зрителя не самодовлеюще, а как матерьял бытового порядка. Об этом художественном законе, очевидно, забывают все то, кто ратует за теа-бытовщину, как за театральный революционизм, как за „орабочение театра.
Битовой жанр есть манера рассматривать мир сквозь призму индивидуального быта, — жанр, следова
тельно, глубоко индивидуалистический, рассчитанный на изолированного потребителя (зритель, покупающий би
лет и приходящий неизвестно откуда) и на свободный частно-хозяйственный рынок. Изолированный потреби
тель, буржуа или мелкий буржуа, смотрит на жизнь через окно своей квартиры и расценивает жизнь с точки зрения своего личного бытового существования. Он при
ходит в театр но в качестве гражданина, а в качество семейного индивидуума. Вот почему бытовой театр впервые канонизировался, как театр купцов.
Бытовой театр превращает в быт все: и политику, и культуру, и историю, и так называемые проблемы ; он общественно дисквалифицирует явления, раскрывает вещи с их чисто примитивной стороны; он обуржуазивает своей формой самую великую идею, самый социали
стический замысел. Он заинтересовывает зрителя не идеей или замыслом, а бытовой ситуацией, в которой эти идеи или замыслы реализуются — и по необходимости реализуются упрощенно, сводясь к злоключениям персонажей, к их счастью, несчастью, кви-про-кво и т. д. Бытовой театр заставляет, вынуждает — после спектакля— жить судьбой отдельного номера, квалификацией игры того или другого актора, забавными положениями; бытовой театр навязывает ассоциации, влекущие на сравнение с собственным бытом, и делает случайным ком
плекс общественно-практических идей, которые были
поданы на сцене. Бытовой театр делает акцент на узкоместном, на этнографии, характере, типологическом колорите; социальное он реорганизует в занимательный факт — и его делает реагентом зрелищного впечатления. Быт и события поэтому противоположны друг другу формально; и если буржуазии, господствующей и до
вольной, свойственно было события снижать до быта, то рабочему классу подобная перестройка его реальных задач вредна и только вредна.
Но бытовой театр идет дальше; эстетизируя, он освещает ореолом сценического мастерства наличный
быт, т. е. то консервативное, что надо сметать о исторической дороги пролетариата.
Герой пьесы, социально глубокий революционер, т. е. положительная фигура, в бытовом отношении сплошь да рядом не меньший реакционер, чем его антиподы (политические, культурные и т. д.).
Селькор в ревю — это обобщенная маска; селькор в бытовой пьесе — индивидуализированный человек, т. е.
мотивированная идеей бытовая маска; чем симпатичнее зрителю его действия, тем симпатичнее маска, т. е. быт, как таковой, идеализированный сценическим искусством и мотивацией (благородный герой и т. п.).
Что это так, можно было бы проверить через опросы; лакмусовая бумажка текстов и анкет, умело использованная, помогла бы на фактах испытать тот химический реактив, который зовется рабоче-бытовой пьесой и который несомненно окажется негодной, не могущей рассчитывать на доверие подделкой.
Б. АРВАТОВ. ГЕОРГ ГРОСС
ОБ ИСКУССТВЕ
Георга Гросса мы знаем, как художника, который с исключительной остротой и силой обнажает в своих политических рисунках-памфлетах истинное лицо господствующей буржуазии современной Германии. Такие со
брания Гроссовских работ, как „Лицо господствующего класса и „Ессе homo (Се человек) получили у нас достаточно широкую известность.
Творчество Гросса — это графическая систематика язв буржуазного общества. Военщина, клерикализм, бешеная эксплоатация рабочего класса, локауты, про
ституция, тупое мещанство, нажившихся на народных бедствиях шиберов (спекулянтов), чудовищный разврат, хамство и нечистоплотность человеческих уродов раз
лагающегося класса — ничего не забыл Гросс в своей жуткой хронике распада послевоенной Германии.
Взятые им темы Гросс заостряет до цинизма в сжатой подписи-лозунге: „Как добываются дивиденды ,
„Ты наш отец (пастор, напутствующий спутников), „Человек добр (дегенераты-апашя лумпен-Берлина) и т. д.
Вся эта мерзкая действительность обобщена Гроссом в изобразительных средствах такой откровенной схемы, все эти признаки упадка даны в таком грубом сопоставлении и нарастании, что эти образы-ориги
налы выглядят, как оборотная сторона какой-то сверхнаглядной диаграммы.
Этот прейс-курант гниения и безобразия, который тщательно подбирает Гросс, может сыграть роль воз
буждающей приправы для социальной борьбы против командующего ничтожества. Гросс, однако, иногда отклоняется от социального назначения своей работы. Не забудем, что он прошел через все искусы аналити
ческих течений в искусство последних 25-ти лет, и форма еще имеет для него самодовлеющее значение. Извращение и безобразие могут заслужить ого любовь, как проблемы линии контура, и тогда он даот само
стоятельные, хотя и потрясающие графические гаммы (например, „Убийца женщин и „Ессе homo ).
Однако, влияние его на лучшую часть молодой Германии настолько значительно, его общественные