Литерату

ном контакте с массами, экономические и политические интересы которой они смело могут защищать. Но они не могут взять на себя ответственность решать за массы вопросы художественного порядка.
Действительные худ. запросы пролетарских масс научно не изучены. Товарищи, действующие от имени масс в этих вопросах, фактически действуют от имени своего личного вкуса, определившегося в условиях, в общем не благоприятствующих развитию пролетарского искусства.
Необходимо не только в последний момент, но в разных стадиях работы над художественными про
изведениями, предназначенными для рабочего быта, привлечь более широкий слой самой рабочей массы. Речь идет именно о той массе, которая составляет будущих потребителей данного произведения искус
ства: в нашем конкретном примере — о массе членов клуба им. Коминтерна.
Если в клубе будет устроена выставка эскизов к картине, которая завтра и в ближайшие годы дол
жна украсить стену большого клубного зала,
если перед широким собранием будут выступать художники — авторы этих эскизов — со своими обвинениями об избранных ими принципах решения данной задачи,
если от рабочих будут требовать не суждений об искусстве вообще, а решения вопроса, какой эскиз надо выбрать для выполнения и что надо изменить —
тогда можно сказать с уверенностью, что мы находимся на пути втягивания масс в художественную жизнь.
После выставок и диспутов, в роде тех, которые устраивает Московско-Нарвский Дом Культуры, практически все остается по-старому, картинки возвраща
ются к художникам, клубы остаются без картин, а художники без денег. При нашем же методе мы не только проводим огромную действенную, воспитательную работу среди рабочих, создаем условия для перевоспитания художников, но и налаживаем посте
пенно материальную базу нового искуства, вводим искусство в быт и изживаем безработицу среди художников. Все это означает в конце концов установление диктатуры пролетариата в области искусства.
Здесь и начинаются возражения со стороны, художников.
Разве можно «выдать» искусство в руки невоспитанной рабочей массы? Против обслуживания пролета
риата искусством никто не возражает. Конечно. Все готовы вешать за соответствующую плату свои кар
тины в клубах, столовых и т. д., но предоставить рабочей массе право вмешиваться в дело «свободного творчества», дать ей возможность выбора между от
дельными произведениями — это пока невозможно. Надо ее раньше воспитать и только тогда...
Это возражение нужно решительно отвергнуть — его иначе нельзя назвать, как меньшевистским.
Ведь так говорили и говорят еще сегодня соц.-демократы: как, вы хотите строить социализм с этим пролетариатом? Ведь пролетариат жил мод гнетом, он не культурен, не понимает, не знает. Нужно сначала его воспитать и только тогда...
Мы знаем отлично, что скрывается за этой фразой: отрицание пролетарской революции и желание сохра
нить капиталистический режим, в рамке которого мыслится «воспитание масс».
Не иначе обстоит дело в области искусства : под лозунгом «сначала нужно рабочих воспитать и только тогда...» скрывается отрицание классового пролетарского искусства и желание сохранить старые буржуазные методы производства и старые отношения «свободного художника» к обществу.
Воспитать рабочую массу под колпаком, абстрактными разговорами — нельзя. Пролетариат учится разбираться в искусстве и руководить им, активно участвуя и влияя на самый процесс худ. производства.
Втягивать массу в этот процесс — путем обсуждения на широких рабочих собраниях искусства, предназначенного для украшения общественных помещений — не только самая действительная форма вме
шательства пролетариата в искусство, но и сравни
тельно легко осуществимая. За эту задачу должны взяться и ленинградские профсоюзы по примеру московских.
А. КУРЕЛЛА
Сейчас много говорят о «толстом» журнале. «Комсомольская Правда» отвела треть литературной стра
ницы статье В. Перцова «Реформа толстого журнала(№ 279). «Резец» (№ 45) дал место ожесточеннейшей статье Фомы Новомирского, направленной против «Звезды». «На литературном посту» в последних
четырех номерах (21 — 24) приводит кучу ответов писателей на анкету о толстом журнале. Все эти документы дают достаточный материал для выводов. Советская общественность активно и единодушно
выразила неудовлетворенность толстым журналом, как он есть. Мнения отдельных писателей, журналистов и критиков отчетливо звучат, как требования журна
лу, каким он должен быть. Для всех очевидно, что «дело» себя не оправдывает.
Собственно, выяснилось это довольно давно. Уже в марте 1927 года В. Перцов на страницах «Нового Лефа» тосковал о том, что наши толстые журналы не имеют лица. «Если раньше основным признаком тол
стого журнала было «направление», — сейчас таким признаком служит объем. Сотрудники толстых журналов не отличаются друг от друга не только но идеологии. но. как это легко установить, и по фамилиям».
Тогда же разъяснял В. Перцову В. Полонский, что «в эпоху диктатуры пролетариата в период жесточайшей борьбы не может быть и речи о таком разнообразии имен и направлений» («Новый мир», V, 165).
И тогда уже понимал читатель, что беда не в том, что в разных журналах блистают одни и те же имена. Беда была в том, что такие толстые журналы, как «Красная Новь» и «Новый мир», стали складочным местом второсортной, идеологически бездейственной
консервативной беллетристики. Дурно усвоенный, буквально понятый лозунг «учеба у классиков
всячески муссировался этими журналами, приводя к тому, что в огромном большинстве случаев наши журнальные писатели упорно, настойчиво, сознательно повторяют старые литературные штампы, безуспешно пытаясь написать так, чтобы нельзя было отличить содержание, манеру и стиль их произведений от наследия Толстого, Достоевского, Гоголя. Успешнее, однако, идет «учеба» именно у второсортной беллетристической традиции — у Потапенко, Боборыкина, Данилевского, чьи потомки воистину овладели большей частью «территории» наших толстых журналов. Илья Груздев памятно и точно обозвал П. Романова «первым учеником» русской литературы. Коллектив «первых учеников», заполняющий не один только «Новый мир», до сих пор не может уяснить себе, что существо современного художника состоит как раз в
том, чтобы написать не совсем так, как Гоголь или Толстой и, конечно, не по-боборыкински, а писать по-своему, не списывая героев, сюжет и быт из традиционного «настоящего» романа, а стараясь уви
деть живого человека» социальной действительности глазами своего времени.
Конечно, журналы непосредственно не ответственны за грехи писателя, за его слабую идеологическую активность, за низкое литературное качество его про
дукции. По, во-первых, редакции далеко не всегда имеют достаточно отчетливый критерий при подборе литератуных произведений и в установке на те или иные живые силы литературы. Ведь, не случайно пролетписатель почти не вхож в наши популярнейшие
толстые журналы («Кр. Новь», «Новый Мир»), тогда как дорога сюда широко открыта для «средней» безыдейной обывательской и право-попутнической беллетристики.
Во-вторых, редакции толстых журналов не ведут активной политики по отношению к писателю: они не направляют внимания писателей на нужные темы и вопросы, не «заражают» его очередными за
дачами социалистического строительства, не доносят до него требований массового читателя и текущего «социального заказа», предъявляемого литературе. Жур
налы не организуют, не руководят писателем, но влачатся на поводу его беллетристической музы — сонной, вялой, небоеспособной, живущей воспоминанием о «добром старом».
☛