РЕЧЬ Александра ЯковлевичаТАИРОВА

Мне бы хотелось не переходить в полемику, потому что, мне кажется, момент настолько существенный и настолько серьезный, что было бы очень важно попы
таться, - я вряд ли сумею это сделать, — но попытаться наметить какой-то раздел и установить, что верно и что неверно, с большей или меньшей объективностью.
Конечно, нужно установить категорически, что все утверждения относительно того, что будто бы театры отказываются брать пьесы коммунистических драматургов, — а такие утверждения здесь были, — конечно, абсо
лютно не верны. Я утверждаю, что таких фактов никто привести не может, и тов. Пельше не может. Он говорил о т. Синявском, к сожалению, я его лично не знаю,
но я думаю, что, вероятно, большинство театральных директоров просто не знают, и если он написал что-ни
будь стоящее, то, несомненно, его пьеса найдет место на наших подмостках, — об этом говорить не приходится. Театры за все время десятилетия после революции показали свою определенную сознательность обще
ственную, театры слишком много за эти годы сделали при самых неблагоприятных условиях, и упрекать театры
за то, что они будто бы бойкотируют появление новых драматургов, конечно, преждевременно, конечно, риторично и демагогично, поэтому от этого в серьезной дискуссии надо отказаться, таких фактов нет, — это первое.
Во-вторых, говорят о том, что у нас сейчас будто бы миновал кризис драматургии, что, собственно говоря, здесь все обстоит весьма благополучно и сейчас только дело театра брать все то, что пишется И это не верно. Я утверждаю, что драматургия, конечно, растет. Я утверждаю также совершенно определенно и категорически, что у нас драматургов мало, настоящих драматургов еще меньше и настоящих современных пьес — совсем мало. Если мы обратимся к драматургическим произведениям последнего времени, то я утверждаю, что все пьесы драматургов серьезных уже поставлены. У Эрдмана есть непоставленная пьеса, у Ьилль-Белоцерковского есть, у Тренева, у Файко нет. Я бы мог продолжить этот список. Не надо голословности, давайте орудовать фактами. Я утверждаю, что непоставленных пьес у этих драматургов нет.
Есть другое — они не успевают писать пьесы. Мы сталкиваемся с совершенно новым явлением — каждый театр уделяет большие суммы на так называемые авансы драматургам, чего раньше не было. Сейчас театр, желая полу
чить пьесу, покупает ее на корню, не зная, что с ней будет, за нее заранее платит. Когда здесь на дискуссии в прошлый раз предложили устраивать конкурсы, то я
услышал весьма характерную реплику Билль-Белоцерковского; он сказал: на конкурсы мы писать не будем. Ко
нечно, не будет, зачем ему писать на конкурс, когда без всякого конкурса их зазывают в театр и говорят — голубчик, возьми деньги, только пиши. Конечно, при этом условии никто не будет писать на конкурс. Это доказывает, что не театр виновен в том, что наш репертуар недостаточно заполнен современными пьесами, а вина лежит в том, что рост нашей драматургии не пришел еще к такому моменту, когда наша современная драма
тургия могла бы по праву, я не говорю о бесконечном количестве написанных халтурных пьес, ими можно наво
днить не только наш театр, но и театры всего мира,— могла бы по праву претендовать на то, чтобы быть командующим началом в нашем современном репертуаре.
Далее, существует деление театров двойное. Одно деление театров- административное, я говорю о так называемых Академических театрах, Театрах Московского Совета, Главполитпросвета и т. д. Это деление чисто административное, и я бы обратил на это самое серьезное внимание Собрания — что нельзя на этом делении базиро
ваться и огулом валить в АК-ах реакционное искусство и т. д., — от этого постепенно надо отказываться.
Затем есть деление, которое выдвигается т. Орлинским: театры революционные, театры полуоборотные и театры реакционные. Это деление тоже никуда не годится.
Во-первых, утверждаю с полной ответственностью, что реакционных театров в СССР и, в частности, в Москве нет. Такой категории театров больше не существует. Если скажут о том, что МХАТ 1-й поставил „Дни Турбиных“, то я утверждаю, что он поставил „Дни Турбиных“ не потому, что он нашел реакционную пьесу и решил
а ну-ка, протащу ее всем на зло. Кто думает так, тот— кретин. Я не сомневаюсь, что Художественный Театр имел совершенно добрую волю, он взял пьесу исключи
тельно из-за современной тематики и старался дать от себя то или иное истолкование этой тематики. Удалось это или нет — это другой вопрос. Нельзя же так подхо
дить к театру, нельзя же обрушиваться на него такой бранью, какой обрушились на этот 30-летний величайший
театр только потому, что он с добрым намерением, но, может быть, с точки зрения некоторой части нашей общественности, неудачно разрешил ту или иную задачу. От неудачных разрешений никто не гарантирован. Вот если бы у него не было добрых намерений, тогда за это можно было бы корить, но добрые намерения у него были, иначе бы он не включил эту пьесу в репертуар.
„Дни Турбиных“ в результате положительное явлению или нет? Я утверждаю, что положительное, потому что
эта пьеса, как ни одна другая, возбудила общественное мнение, привлекла общественный интерес к театру, со
здала большой подъем общественности вокруг вопросов театра - разве это не заслуга? Огромная общественная заслуга. Пусть не все там благополучно. Я не увлечен этой пьесой, я говорил Булгакову, что я считаю пьесу мещанской, и с моей точки зрения, это главный ее недостаток. Но, тем не менее, общественное мнение она воз
будила, и с этим надо считаться. Нельзя просто все резать какими-то Версальскими, на коммунистический лад, ножницами и все это так подравнивать под какую-то новую коммунистическую растительность. Так поступать нельзя, потому что так можно убить почву, из которой эта растительность идет, и загубить самый театр.
Что это за деление на революционный, реакционный и полуоборотный театр - Малый театр — какой это театр. Мне недавно т. Владимиров говорил, что Блюм утверждал, что этот театр похоронен раз и навсегда, заколочен крепко и не сможет никогда встать. А после „Любовь Яровая“ ока
залось, что это не только живущий театр и не только революционный, а можно сказать — великий советский театр, самый почтенный, самый революционнейший из революционных.
Театр Мейерхольда до „Ревизора“ считался революционнейшим театром, — после постановки „Ревизора“ оказался реакционнейшим.
МХАТ 2-ой до постановки „Дело“ казался театром мистическим или я не знаю еще каким, после постановки „Дело“ сразу оказался театром революционным. Студия Вахтангова все время была революционным театром, поставила „Зойкину квартиру“ — оказалась реакционным.
Так же нельзя подходить надо понимать, что мы сейчас живем в очень трудную сложную эпоху, когда каждый
из нас нащупывает пути, ищет их, ищет возможности пойти по этим путям. Это не просто и не легко, и нельзя так — захотел, шагнул и пошел.
Мне кажется, что сейчас общественная мысль должна быть совершенно в иной роли, чем она выступает. Наша общественная мысль выступает сейчас в роли хирурга— она режет, что ей покажется не так — резануть, сде
лать операцию, уничтожить. Огромное заблуждение, вредное заблуждению, опасное заблуждению. Общественная
мысль должна быть сейчас похожа на акушера, который стоит и принимает, который ждет, который заботится о родильнице, потому что сейчас новый театр находится в процессе родового состояния и нужно подходить внимательно, нежно, потому что мы имеем дело с самым нежным и самым
сложным делом — актом рождения, надо умело подходить к театру, помогать ему выправляться, помогать ему рожать,
помогать только еще открывающему глаза новому младенцу расти и идти. Младенец родился и начинает ходить. Вы
все знаете, что когда он начинает ходить, он падает Если вы его за то, что он упал, начнете хлестать, что из этого получится? Или вы начнете ему подрубать ноги или приращивать ноги. Получится урод. Если же вы будете помогать ему ходить, будет блестящий потом юноша. (Плетнев: „А если этот младенец уже ругается“).— Эго не по существу.
Каков же должен быть театр, каким должен быть репертуар? Мы знаем, что сейчас имеет колоссальный успех и кассовый, и классовый, как здесь кто-то сострйл, „Лю
бовь Яровая“. Что же, нужно, чтобы по всем театрам шла „Любовь Яровая“, все театры заполнить такими пье