ского театра? Подлинный революционер наших дней не может оставаться безучастным зрителем политической борьбы, если его поле зрения не сужено буржуазными предрассудками.
Актеры Камерного театра играют не с той естественностью, которая чарует нас в Моисси, и это потому, что простая, естественная игра противоречит решительно всем требованиям аристократического эстетизма.
Еще аббат Дюбо говорил:
„Мы хотим, чтобы актеры говорили тоном более высоким и более протяжным, чем тот, которым говорят в обыденной жизни. Жести
куляция должна соответствовать тону, потому что наши актеры должны обнаружить вели
чие (королей) и возвышенность во всем, что они делают“.
Этого взгляда, видимо, держится и Моск. Камерный театр.
И потому это нетолько не театр современности, но даже больше: общественно-вредное явление.
ПЕТЕРБУРГСКИЙ.
Об искусстве.
Большинство художников и артистов полагает, что искусство идет особо, а жизнь—особо.
Я не могу отделить жизни от искусства. В част
ности я не могу отделить своей жизни от танца. Сам танец меня не интересует. Меня интересует только жизнь. Я прибыла в Россию не как ар
тистка, а как человек, для того, чтобы наблюдать и строить новую жизнь. В Москве родилось но
вое чудо. И я приехала туда для того, чтобы учить детей Революции, детей Ленина, новому выражению жизни.
Для буржуазии искусство это только способ провести время: плотно пообедав, буржуа отправляется в театр смотреть „занятное“ предста
вление: для пролетариата искусство—не роскошь, оно ему необходимо как воздух, как пища. И в
искусстве, как и в жизни, нейтральной позиции сейчас, когда происходит борьба за освобождение человечества во всем мире, быть не может.
Напрасно некоторые художники отгораживаются от жизни и говорят, что они живут лишь для искусства, совершенно не интересуясь поли
тикой. Жизнь, политика, искусство это—единое целое.
И долг каждого артиста принять участие в борьбе. Переживаемый нами момент—величайший в мировой истории. Жизнь это—корни, а искус
ство — цветок. Лучшее—по моему мнению — что сделала Советская власть,—это то, что она сказала: „Искусство для народа“.
Все, что сделала буржуазия, — глупо: глупы ее дома, глупа ее одежда, глуп весь уклад ее жизни.
Для характеристики глупости современных господствующих классов я расскажу о том, как проходили мои гастроли в Америке. Меня сопро
вождал обычный успех. Мой антрепренер собирал доллары. Но когда я заявила в Нью-Иорке, что буду танцовать Интернационал, все доллары были потеряны, ибо против меня поднялась неистовая травля. Меня называли „большевичкой“ и гово
рили, что мое искусство — живая пропаганда большевизма. В Чикаго, во время концерта, мой аккомпаниатор убежал со сцены, когда я заявила,
что буду танцовать Интернационал. Тогда из публики вышла 14 летняя еврейская девочка, и под ее аккомпанимент я исполнила Интернацио
нал. Половина публики апплодировала, половина шикала. Соединенные Штаты лишили меня права гражданства. Мне отказывают визировать паспорт для въезда в государства Западной Европы.
Я считаю, что в происходящей борьбе нейтральной позиции нет: можно быть или за, или против трудящихся. Будущее должно снести все пережитки буржуазного строя.
***
Из сделанных мною в моей Московской школе наблюдений я заметила любопытный факт, что дети часто не понимают произносимых ими слов.
Так, когда я спросила маленькую девочку, певшую „Интернационал“, что она поет: она сказала „Русскую песню“. Когда я объяснила моим ученикам, что эту же песню поют дети и взрослые, стремящиеся к новой лучшей жизни, во всем мире, надо было видеть то совершенно новое выражение, с которым они пели гимн трудящихся.
Цель моей школы заключалась в том, чтобы создать новых людей, отрешенных от пережитков буржуазного строя. К сожалению, за недостатком средств, весьма вероятно, мне придется закрыть школу. Мои личные средства совершенно исчер
паны, и я обращаюсь с просьбой о помощи ко всем тем, кто интересуется воспитанием детей Революции. Мне жаль было бы, если бы я не могла закончить воспитание своих учеников: они и теперь уже совершенно непохожи на обычных детей.
Из всего виденного мною в России наибольшее впечатление на меня произвели 2000 детей с Волги. Они потеряли своих родителей. Их лозунг: „жить, как Ленин“. Я с восхищением слы
шала, как 12-летний мальчик в течение часа делал доклад об украинском поэте Шевченко. Меня поражает та изумительная дисциплина, ко
торую проявляют эти дети. У них все построено на самоуправлении. Никаких наставников у них нет.
После моих выступлений в Ленинграде я надеюсь опять вернуться в Киев, где я встретила наиболее радушный прием.