памятной даты пятилетнего существования организации, которая, но задумываясь над теоретическими предпо
сылками дискуссионных силлогизмов, в годы дровяного голода сама покупала печку-буржуйку для своих бес
платных концертов, сама — в восемь рук — тащила ее в концертный зал, сама покупала, распиливала и растапливала дрова в дни своих выступлений и т. д.
И опять-таки: только что сказанное вовсе не пахучие юбилейные метафоры, а голые факты, почерпнутые из прожитой и реально „проделанной действительности. Справка? Было это в 1920 году в доме Просвещения имени Некрасова, на углу Лиговки и Бассейной, в доме,
где, как кажется, когда-то помещалась небезызвестная в свое время гимназия Гуревича.
Эти концерты, протекавшие (как и многие из концертов юбиляров) при личном, в качестве лектора, участии пишущего эти строки, очень ярко запечатлелись в его памяти. Небольшой зал. Все места заняты „до отказа . Заняты и проходы. Толпа в дверях. Все внимательно и настороженно слушают. В программе: Глазунов. А рядом в смежных комнатах — наспех, но стара
тельно сколоченная выставка рукописей, портретов и другого рода материалов, относящихся к жизни и творчеству нашего композитора.
Концерт кончен, выставка обозрена. Все присутствующие устраивают теплую овацию оказавшемуся среди слушателей самому Глазунову. Выход из концерта. У подъезда — телега, на ней водружено массивное золо
ченое кресло. Это — исключительная по тому времени роскошь: доставлены, оказывается, средства передвиже
ния. Александр Константинович с трудом взбирается на телегу, грузно садится в кресло. Квартет с инстру
ментами не то рассаживается, не то разлеживается на сене, разбросанном в повозке. Кругом толпа любопытных. Хилая лошаденка, понатужившись, трогается, кресло под
держивается внизу руками сегодняшних юбиляров. Уехали. Расходятся и присутствующие по домам.
... Я ничего не пишу большего о юбиляре — квартете. Юбилейные статьи должны приятно отличаться от юби
лейных речей именно своей краткостью. Это ничего, что здесь не удалось ничего написать о том, какого артисти
ческого мастерства, какого уровня согласованности и
ансамблевой техники исполнения достигли наши квартетисты. Об этом слишком хорошо осведомлены и ленин
градцы, и москвичи, лишь по неведомым дипломатическим основаниям не увенчавшие юбиляров лаврами чемпионов СССР, на недавнем всесоюзном конкурсе. Наш квартет ждет своего признания и за границей — несомненно, что вопрос только во времени.
Замечательное исполнение квартетом новейших камерных произведений немцев и французов — представите
лей крайних современных течений, данное на недавних вечерах новой музыки в м. зале Филармонии, ярко свидетельствует о высоте его достижений.
Не стоит продолжать: открывать давно открытые Америки — вещь достаточно зряшная. А потому мне остается лишь одно: присоединить и свой привет к приветствиям, которые получит единственный в своем роде юбиляр от единственной же в своем роде аудитории: впервые, за все время существования камерного искусства, призванных к этому искусству „неквалифицированных слушателей.
Н. СТРЕЛЬНИКОВ.
В последнюю серию концертов академического курса консерватории вошли: сонатный вечер Е. Висневского (виолончель; студия проф. Вольф - Израэля), кlаvіrabend ы Левина и Черногорова (студия проф. Савшинского) и выступления скрипачей Н. Негреуса (студ. проф. Налбандьяна) и С. Иванова (студ. проф. Крюгера).
Отличительная черта всех этих выступлений — во всем чувствующаяся молодость исполнителей. И как следствие — ее недостатки и достоинства. Достоинства — всегда искренность, задор, избыток энергии, уверенность в собственной силе; недостатки — неустойчивость техни
ческая и художническая, часто недоработанность, не
владение собой. Притом во многом стесненность от профессорского давления. Все это надо учесть при оценке данных концертов и не подходить к ним с тре
бованием законченного мастерства исполнения. Вообще же доминирующие впечатления — положительные.
Е. Висневский заметно выдвигается как виолончелист. Избранная им программа, не рассчитанная на показную виртуозность, обязывала к гибкости и ясности звука и к тщательности отделки. В значительной мере обяза
тельства эти им были выполнены. Красивый тембр звука, чуткая штриховка, врожденное чувство ансамбля и несомненная музыкальность — все это обещает ему хорошее будущее.
Студия проф. Савшинского была представлена Левиным и Чорногоровым. Трудно себе представить пианистов более резкой противоположности. Левин—эмоционально возбудимый, легко теряющийся, с нетвердой музыкальной памятью, избыточной лихорадочностью темпов и неряш
ливой педалью — и Черногоров — музыкант настоящий, чувствующий и выявляющий форму исполняемого, уве
ренный в себе. Его пианизм — яркое самоутверждение. Конечно, в обоих еще много незрелого. Играть 3 сонату Скрябина так суетливо, как Левин, или Чаконну Баха- Бузони так непродуманно-импровизационно, как Черногоров — нельзя, но оба, правда в разной море, но бес
спорно талантливы. Черногоров прекрасно сыграл сонату Шопена (b-moll) и великолепно — мелкие пьесы Глазу
нова. На обоих отличная шкода Савшинского наложила отпечаток корректности и дисциплинированности.
Теперь о скрипачах.
Негреус поражает острой и несколько болезненной изощренностью техники, наносящей часто ущерб для звука. Блестяща стремительные пассажи из двойных нот, всевозможные разбитые аккорды и т. п. Но в затягиваемых временами темпах и в напряженности правой руки чувствуется утомленность (каденции всех трех концертов — Вьетана, Иоахима, Венявского). У него хорошее cantando особенно на баске. В верхнем регистре некоторое детонирование — непреодоление аппликатуры. В общем нельзя но видеть в скрипаче задатков большого виртуозного дара.
Иванов, при менее значительных данных, скрипач значительно более законченный. Сильно выравнявшийся, его звук приобрел блески эластичность. Осмысленность и четкость штрихов при некоторой холодности исполне
ния делают из него хорошего стилиста. Прекрасно были исполнены прелюдия и гавот Баха в обработке Крейслера.
Б. — Б.
сылками дискуссионных силлогизмов, в годы дровяного голода сама покупала печку-буржуйку для своих бес
платных концертов, сама — в восемь рук — тащила ее в концертный зал, сама покупала, распиливала и растапливала дрова в дни своих выступлений и т. д.
И опять-таки: только что сказанное вовсе не пахучие юбилейные метафоры, а голые факты, почерпнутые из прожитой и реально „проделанной действительности. Справка? Было это в 1920 году в доме Просвещения имени Некрасова, на углу Лиговки и Бассейной, в доме,
где, как кажется, когда-то помещалась небезызвестная в свое время гимназия Гуревича.
Эти концерты, протекавшие (как и многие из концертов юбиляров) при личном, в качестве лектора, участии пишущего эти строки, очень ярко запечатлелись в его памяти. Небольшой зал. Все места заняты „до отказа . Заняты и проходы. Толпа в дверях. Все внимательно и настороженно слушают. В программе: Глазунов. А рядом в смежных комнатах — наспех, но стара
тельно сколоченная выставка рукописей, портретов и другого рода материалов, относящихся к жизни и творчеству нашего композитора.
Концерт кончен, выставка обозрена. Все присутствующие устраивают теплую овацию оказавшемуся среди слушателей самому Глазунову. Выход из концерта. У подъезда — телега, на ней водружено массивное золо
ченое кресло. Это — исключительная по тому времени роскошь: доставлены, оказывается, средства передвиже
ния. Александр Константинович с трудом взбирается на телегу, грузно садится в кресло. Квартет с инстру
ментами не то рассаживается, не то разлеживается на сене, разбросанном в повозке. Кругом толпа любопытных. Хилая лошаденка, понатужившись, трогается, кресло под
держивается внизу руками сегодняшних юбиляров. Уехали. Расходятся и присутствующие по домам.
... Я ничего не пишу большего о юбиляре — квартете. Юбилейные статьи должны приятно отличаться от юби
лейных речей именно своей краткостью. Это ничего, что здесь не удалось ничего написать о том, какого артисти
ческого мастерства, какого уровня согласованности и
ансамблевой техники исполнения достигли наши квартетисты. Об этом слишком хорошо осведомлены и ленин
градцы, и москвичи, лишь по неведомым дипломатическим основаниям не увенчавшие юбиляров лаврами чемпионов СССР, на недавнем всесоюзном конкурсе. Наш квартет ждет своего признания и за границей — несомненно, что вопрос только во времени.
Замечательное исполнение квартетом новейших камерных произведений немцев и французов — представите
лей крайних современных течений, данное на недавних вечерах новой музыки в м. зале Филармонии, ярко свидетельствует о высоте его достижений.
Не стоит продолжать: открывать давно открытые Америки — вещь достаточно зряшная. А потому мне остается лишь одно: присоединить и свой привет к приветствиям, которые получит единственный в своем роде юбиляр от единственной же в своем роде аудитории: впервые, за все время существования камерного искусства, призванных к этому искусству „неквалифицированных слушателей.
Н. СТРЕЛЬНИКОВ.
Наши академисты
В последнюю серию концертов академического курса консерватории вошли: сонатный вечер Е. Висневского (виолончель; студия проф. Вольф - Израэля), кlаvіrabend ы Левина и Черногорова (студия проф. Савшинского) и выступления скрипачей Н. Негреуса (студ. проф. Налбандьяна) и С. Иванова (студ. проф. Крюгера).
Отличительная черта всех этих выступлений — во всем чувствующаяся молодость исполнителей. И как следствие — ее недостатки и достоинства. Достоинства — всегда искренность, задор, избыток энергии, уверенность в собственной силе; недостатки — неустойчивость техни
ческая и художническая, часто недоработанность, не
владение собой. Притом во многом стесненность от профессорского давления. Все это надо учесть при оценке данных концертов и не подходить к ним с тре
бованием законченного мастерства исполнения. Вообще же доминирующие впечатления — положительные.
Е. Висневский заметно выдвигается как виолончелист. Избранная им программа, не рассчитанная на показную виртуозность, обязывала к гибкости и ясности звука и к тщательности отделки. В значительной мере обяза
тельства эти им были выполнены. Красивый тембр звука, чуткая штриховка, врожденное чувство ансамбля и несомненная музыкальность — все это обещает ему хорошее будущее.
Студия проф. Савшинского была представлена Левиным и Чорногоровым. Трудно себе представить пианистов более резкой противоположности. Левин—эмоционально возбудимый, легко теряющийся, с нетвердой музыкальной памятью, избыточной лихорадочностью темпов и неряш
ливой педалью — и Черногоров — музыкант настоящий, чувствующий и выявляющий форму исполняемого, уве
ренный в себе. Его пианизм — яркое самоутверждение. Конечно, в обоих еще много незрелого. Играть 3 сонату Скрябина так суетливо, как Левин, или Чаконну Баха- Бузони так непродуманно-импровизационно, как Черногоров — нельзя, но оба, правда в разной море, но бес
спорно талантливы. Черногоров прекрасно сыграл сонату Шопена (b-moll) и великолепно — мелкие пьесы Глазу
нова. На обоих отличная шкода Савшинского наложила отпечаток корректности и дисциплинированности.
Теперь о скрипачах.
Негреус поражает острой и несколько болезненной изощренностью техники, наносящей часто ущерб для звука. Блестяща стремительные пассажи из двойных нот, всевозможные разбитые аккорды и т. п. Но в затягиваемых временами темпах и в напряженности правой руки чувствуется утомленность (каденции всех трех концертов — Вьетана, Иоахима, Венявского). У него хорошее cantando особенно на баске. В верхнем регистре некоторое детонирование — непреодоление аппликатуры. В общем нельзя но видеть в скрипаче задатков большого виртуозного дара.
Иванов, при менее значительных данных, скрипач значительно более законченный. Сильно выравнявшийся, его звук приобрел блески эластичность. Осмысленность и четкость штрихов при некоторой холодности исполне
ния делают из него хорошего стилиста. Прекрасно были исполнены прелюдия и гавот Баха в обработке Крейслера.
Б. — Б.