Долго пришлось ждать. Жарко печетъ августовское солнце. Шапки на головѣ нѣтъ, вчера потерялъ. Но держится казачокъ, вида не подаетъ, только глазами сверкаетъ.
Нѣмцы смѣяться устали надъ нимъ, а ему хоть бы что: вся мысль только, какъ бы руки освободить!
Дождались. Вышелъ на балконъ генералъ, въ каскѣ, важный такой. Усы сѣдые покручивалъ. Съ лѣстницы сошелъ офицеръ, медленно направился къ плѣннику. Своихъ
солдатъ глазами окинулъ, велѣлъ себѣ казачью лошадь подвести, съ помощью ординарца на сѣдло сѣлъ.
Не привычно казацкое сидѣнье, стремена неудобны. Натянулъ поводья, по кавалерійски лошадь тронулъ, а казачій мастачекъ только усами прядетъ, а самъ ни съ мѣста.
Хлыстомъ ее сѣдокъ вытянулъ, въ шпоры далъ.
Задними ногами конь вскинулъ, недовольный этимъ, а самъ ни на шагъ не продвинулся.
Немало времени промучился нѣмецкій всадникъ съ казацкимъ конемъ, какъ ни старался, ничего не выходило.
Подбѣжали два кавалериста-солдата, въ хлысты упрямое животное взяли—и этимъ сдѣлать ничего не могли, только на дыбы подымается, да сбросить нѣмца хочетъ.
Разсерженно слѣзъ германскій офицеръ съ сѣдла, плечами пожалъ.
Генералу, что на балконѣ стоялъ, по нѣмецки разсказываетъ, видимо, оправдывается, всю вину на лошадь складываетъ.
Радостно казаку, что его мастачекъ подъ нѣмцемъ ходить не захотѣлъ.
Смѣлый планъ въ голову станичнику внѣдрился, серьга даже въ ухѣ затряслась, глазъ скосилъ, къ себѣ солдатикавѣнца подзываетъ.
— Пусть, молъ, офицеръ, со мной вмѣстѣ на лошадь сядетъ, я ему все, какъ слѣдъ, покажу и конемъ владѣть выучу.
Понялъ нѣмецъ, рысью подбѣжалъ къ неудачному всаднику, отрапортовалъ.
Нахмурился сперва тотъ, а потомъ съ генераломъ переговорилъ, согласился, «гутъ» сказалъ, головой кивнулъ. Понялъ казачокъ, что его планъ удаваться начинаетъ, на руки указалъ, чтобъ развязали.
Освободились руки, затекли, пальцы насилу шевелятся. Отмахалъ ими, чувствуетъ, кровь заиграла, силушка вернулась. Къ лошади подошелъ, темнымъ глазомъ взглянуло животное на своего хозяина, тихо заржало.
Офицеръ на сѣдло вскочилъ, оглянулся кругомъ: боль- Индусскія войска, прибывшія во Францію и отличающіяся
непоколебимой стойкостью.
Французскіе ..уавы въ засадѣ обстрѣливаютъ изъ пулемета нѣмецкій развѣдочный отрядъ
III.
Руки связаны, затекли. Плечами повести трудно.
- Попросить, не развяжутъ-ли, курнуть, скажу, хочется!
Не втерпежъ, спросилъ у одного изъ солдатъ, руками показалъ. Понялъ, усмѣхнулся, но только головой отрицательно покачалъ. «Нельзя, дескать».
На площадь пришли. Кругомъ пушки стоятъ, на дома казенные наставлены, чтобы въ конецъ разрушить, если кто сопротивляться изъ жителей станетъ. Часовые разставлены. И такъ солдаты нѣмцы вездѣ шныряютъ, а надъ однимъ домомъ вражескій флагъ развѣвается.
Смекнулъ казачокъ. Должно быть, генералъ постоемъ здѣсь стоитъ.
Радостью загорѣлся взглядъ плѣнника, когда онъ замѣтилъ своего мастачка, котораго держали два кавалериста въ поводьяхъ—и невольно свистнулъ.
Отозвался конь на знакомый призывъ хозяина, радостно заржалъ.
— Ишь, Михрютъ-то мой признался,—мелькнуло въ головѣ у плѣннаго и весело стало у него на сердцѣ.
Своего близкаго почуялъ.
Нѣмцы смѣяться устали надъ нимъ, а ему хоть бы что: вся мысль только, какъ бы руки освободить!
Дождались. Вышелъ на балконъ генералъ, въ каскѣ, важный такой. Усы сѣдые покручивалъ. Съ лѣстницы сошелъ офицеръ, медленно направился къ плѣннику. Своихъ
солдатъ глазами окинулъ, велѣлъ себѣ казачью лошадь подвести, съ помощью ординарца на сѣдло сѣлъ.
Не привычно казацкое сидѣнье, стремена неудобны. Натянулъ поводья, по кавалерійски лошадь тронулъ, а казачій мастачекъ только усами прядетъ, а самъ ни съ мѣста.
Хлыстомъ ее сѣдокъ вытянулъ, въ шпоры далъ.
Задними ногами конь вскинулъ, недовольный этимъ, а самъ ни на шагъ не продвинулся.
Немало времени промучился нѣмецкій всадникъ съ казацкимъ конемъ, какъ ни старался, ничего не выходило.
Подбѣжали два кавалериста-солдата, въ хлысты упрямое животное взяли—и этимъ сдѣлать ничего не могли, только на дыбы подымается, да сбросить нѣмца хочетъ.
Разсерженно слѣзъ германскій офицеръ съ сѣдла, плечами пожалъ.
Генералу, что на балконѣ стоялъ, по нѣмецки разсказываетъ, видимо, оправдывается, всю вину на лошадь складываетъ.
Радостно казаку, что его мастачекъ подъ нѣмцемъ ходить не захотѣлъ.
Смѣлый планъ въ голову станичнику внѣдрился, серьга даже въ ухѣ затряслась, глазъ скосилъ, къ себѣ солдатикавѣнца подзываетъ.
— Пусть, молъ, офицеръ, со мной вмѣстѣ на лошадь сядетъ, я ему все, какъ слѣдъ, покажу и конемъ владѣть выучу.
Понялъ нѣмецъ, рысью подбѣжалъ къ неудачному всаднику, отрапортовалъ.
Нахмурился сперва тотъ, а потомъ съ генераломъ переговорилъ, согласился, «гутъ» сказалъ, головой кивнулъ. Понялъ казачокъ, что его планъ удаваться начинаетъ, на руки указалъ, чтобъ развязали.
Освободились руки, затекли, пальцы насилу шевелятся. Отмахалъ ими, чувствуетъ, кровь заиграла, силушка вернулась. Къ лошади подошелъ, темнымъ глазомъ взглянуло животное на своего хозяина, тихо заржало.
Офицеръ на сѣдло вскочилъ, оглянулся кругомъ: боль- Индусскія войска, прибывшія во Францію и отличающіяся
непоколебимой стойкостью.
Французскіе ..уавы въ засадѣ обстрѣливаютъ изъ пулемета нѣмецкій развѣдочный отрядъ
III.
Руки связаны, затекли. Плечами повести трудно.
- Попросить, не развяжутъ-ли, курнуть, скажу, хочется!
Не втерпежъ, спросилъ у одного изъ солдатъ, руками показалъ. Понялъ, усмѣхнулся, но только головой отрицательно покачалъ. «Нельзя, дескать».
На площадь пришли. Кругомъ пушки стоятъ, на дома казенные наставлены, чтобы въ конецъ разрушить, если кто сопротивляться изъ жителей станетъ. Часовые разставлены. И такъ солдаты нѣмцы вездѣ шныряютъ, а надъ однимъ домомъ вражескій флагъ развѣвается.
Смекнулъ казачокъ. Должно быть, генералъ постоемъ здѣсь стоитъ.
Радостью загорѣлся взглядъ плѣнника, когда онъ замѣтилъ своего мастачка, котораго держали два кавалериста въ поводьяхъ—и невольно свистнулъ.
Отозвался конь на знакомый призывъ хозяина, радостно заржалъ.
— Ишь, Михрютъ-то мой признался,—мелькнуло въ головѣ у плѣннаго и весело стало у него на сердцѣ.
Своего близкаго почуялъ.