284.—39.

Гремятъ подъ пѣсни
боевыя И грузно мчатся поѣзда, Туда, за грани роковыя,
Туда! Туда!
Свѣтло-глубокъ и без
мятеженъ Необозримый кругъ не
бесъ. И вѣтерокъ привѣтно
нѣженъ, И засиненный смиренъ
лѣсъ. Но будетъ кровь, огонь
и стоны, Не даромъ такъ бле
стятъ штыки; Мелькаютъ красные ва
гоны— Везутъ полки.
Какъ возмущенная сти
хія, Возвысивъ гордо голосъ
свой, Не даромъ встала вся
Россія, Дохнула мощью грозо
вой . Гремятъ подъ пѣсни
боевыя И вихремъ мчатся по
ѣзда,
Туда, за грани роковыя, Туда! Туда!
—ъ.
Нѣмецкіе солдаты, во главѣ съ кронпринцемъ, занимаются мародерствомъ. Они похищаютъ
старинныя вещи, уносятъ дорогую одежду а все, что не могутъ унести—продаютъ огню.
Послѣ четырехдневнаго перехода былъ отданъ приказъ окапываться: сильно уставшіе солдаты были рады передох
нуть. Быстро разбивался лагерь, раскладывались костры, и черезъ какіе-нибудь полчаса холмистое предгорье отъ узкой блестѣвшей серебромъ рҍчки до сосновой рощи, въ которой расположилась артиллерія, оказалось все сплошь покрытымъ палатками и полозками.
Унтеръ-офицеръ Костинъ, по виду—хмурый и сердитый, а на самомъ дѣлѣ добрякъ какихъ мало, сидѣлъ около огня, снявъ сапоги, и соскребывалъ съ нихъ щепкой грязь. Напротивъ, въ палаткѣ, рядовой Карасевъ возился съ чайникомъ, затыкая тряпочкой его протекавшее на сгибѣ дно.
— Опять лѣчишь?—спросилъ Костинъ. — Отмокли.
— Л послѣ боя липшіе останутся.
— Надо быть, что такъ, Василій Емельянычъ.
Карасевъ относился къ Костину съ большимъ почтеніемъ и говорилъ ему вы.
— И гдѣ непріятель—шутъ его знаетъ!—Сколько дней идемъ,—и все нѣтъ...
— У нихъ, Василій Емельянычъ, такой планъ—замкнуть хотятъ.
— А наши, что жъ, дураки? У нашихъ тоже, братъ, въ
головѣ-то не еловыя шишки.

ВСЕМІРНАЯ

ПАНОРАМА

ПОҌЗДА.

Черкесъ.

Разсказъ.