Ген.-адъютантъ В. К. Ренненкампфъ.
— А много нашихъ войсковъ. Сила громадная.
Костинъ показалъ ему рукой, чтобы онъ помолчалъ, и прислушался. — Пѣтухъ.
— Должно быть, деревня близко.
— Надо у ротнаго на ночь на развѣдку испроситься. Пойдешь?
— А что жъ не пойти?
Костинъ хорошо зналъ своего ротнаго, лихого веселаго офицера, жившаго душа въ душу съ солдатами. Охотниковъ на опасныя дѣла онъ любилъ и поощрялъ, и Костинъ былъ увѣренъ, что не только на развѣдки, а хоть чертямъ въ лапы, только заявить и никакого препятствія не будетъ:—еще спасибо скажетъ.
Такъ оно и случилось. Получивъ разрѣшеніе пошарит вокругъ лагеря, Костинъ подобралъ еще пару молодцев
и, когда сгустилась ночная темень—спустился съ ними внизъ за окопы.
— Главное дѣло, братцы, потише!—упредилъ онъ,— Что кому надоть—на ухо говорите.—Ну, Господи, благослови. Пошли!
Всѣ перекрестились и зашагали къ рѣчкѣ. Рѣчка была мелкая—и солдаты скоро нашли бродъ — Ахъ, братцы, и какая вода холодная. — Поори—наскочимъ.
Неся надъ головой винтовки, снятые штаны и сапоги— всколыхнули, взр..били темную воду. Выйдя на другой берегъ, торопливо одѣлись,—воткнули въ землю палку, чтобы замѣтить бродъ, и заспѣшили дальше. Костилъ ду
малъ, что до деревни и версты не было, такъ онъ явственно слышалъ тогда пѣтуха. Однако, прошло съ полчаса и хоть бы гдѣ какой признакъ жилья,—все луга да овраги.
Костинъ принюхивался, не потянетъ ли откуда дымкомъ, и настороженно ловилъ каждый ночной звукъ... Рѣ
шилъ, что идутъ неправильно, надо было по берегу, а ужъ по рѣкѣ обязательно какая-нибудь деревня будетъ.
Воротились къ броду и пошли направо.
Дѣйствительно—черезъ нѣсколько минутъ зачернѣло вдали жилье.
— Теперь гляди въ оба!—сказалъ шепоткомъ Костинъ. Въ это время навстрѣчу показались два всадника— словно изъ-подъ земли выросли. Солдаты остановились.
— Ложись!—все такъ же тихо приказалъ Костинъ. Всадники ѣхали рысью.
Костинъ разглядѣлъ казацкія безкозырки. — Свои?—крикнулъ онъ.
— Свои, свои...—отвѣтили тѣ.
— На деревнѣ были.
— Никого нѣтъ,—и казаки проѣхали дальше.
Послѣ этого сообщенія солдаты пошли увѣренно, не опасаясь разговаривали громко.
Деревня показалась вымершей, такъ было въ ней тихо. Когда проходили мимо одного изъ дворовъ, залаяла и завыла собака.
— Обождите!—сказалъ Костинъ и толкнулъ калитку. Большой черный лохматый песъ загремѣлъ цѣпью у крыльца.
Костинъ вспомнилъ про своего «Жучка», что остался тамъ—дома. Былъ онъ точь въ точь, какъ этотъ, только поменьше.
Песъ жалобно- визжалъ.
— Что, оставили? Ушли хозяева-то...
Досталъ изъ кармана сухарь и бросилъ псу. Тотъ понюхалъ его и сталъ грызть. — Оголодалъ?
Костинъ подошелъ, погладилъ его и разстегнулъ ошейникъ.
— Нашъ теперь будешь,—плѣнный.
Песъ словно понималъ и, поднявъ морду, пристально смотрѣлъ на Костина.
— Ну—поди сюда!
И, потрепавъ пса по шеѣ, Костинъ пошелъ обратно. Песъ покорно послѣдовалъ за нимъ.
— У меня въ деревнѣ такой-же,—сказалъ Костинъ Карасеву, какъ бы оправдываясь, что онъ пожалѣлъ собаку.—Одной масти.
Упаковка бѣлья, отправляемаго въ дѣйствующую армію, въ квартирѣ гласнаго петроградской городской думы
Н. П. Зеленко. (Съ фот. Я. Штейнберга)
„Недѣля бѣлья“ въ Петроградѣ.