Такъ и осталось зa нимъ—«Черкесъ».
Обжился онъ на позиціи, какъ нельзя лучше, и сталъ общимъ баловнемъ. Ретивости не выказывалъ—все больше лежалъ и грѣлся у костровъ—старый оказался песъ.
Хозяиномъ онъ считалъ Костина и находился гдѣ-нибудь поблизости отъ его палатки.
Научили его солдаты давать лапу, но отъ того, чтобы служить, онъ рѣшительно отказался и, если его ставили насильно, лизалъ руки и жалобно вилялъ хвостомъ.
Ночью спалъ онъ въ ногахъ у Костина.
Такъ это было до того дня, когда засвистѣли надъ палатками первыя непріятельскія пули.
Трудно было понять, откуда стрѣляютъ. Бѣлесая пелена тумана густо заволакивала даль. Всѣ были на мѣстахъ и ждали команды.
Костинъ находился въ первой траншеѣ, и около него, по обычному, спокойно лежалъ «Черкесъ» и ворча выкусывалъ хитро прятавшихся въ густой шерсти блохъ.
Былъ отданъ приказъ молчать и не отвѣчать на выстрѣлы.
Уже нѣсколько человѣкъ раненыхъ садились на санитарную повозку.
Наступило темное непріязненное ожиданіе. Изъ рощи рявкнуло орудіе—за нимъ другое, третье. «Черкесъ» вскочилъ и залаялъ.
Недалеко отъ Костина свалился солдатъ...
«Черкесъ» кинулся къ нему и обнюхалъ его—видно было, что онъ пришелъ въ крайнее безпокойство. То глядѣлъ на огни грохочущихъ изъ рощи орудій—и скулилъ
на нихъ, то подбѣгалъ къ Костину и жался къ его сапогу. — Испугался—а еще черкесъ...
Пули свистали все гуще.
— Жаркое будетъ дѣло,—подумалъ Костинъ. — Р-рота—дли!
И застрекотали ружья.... «Черкесъ» ополоумѣлъ.
Онъ кидался отъ одного къ другому, визжалъ, заливался злобнымъ лаемъ.
Изъ тумана показалась непріятельская кавалерія— но выстрѣлы орудій слились въ одинъ яростный ревъ. На полѣ въ разныхъ мѣстахъ остались лишь жутко копошащіяся темныя груды.
Орудія смолкли.
И опять изъ тумана вынырнуло нѣсколько всадни
ковъ.
***
— Забрали—табакъ, братъ, твое дѣло! — И до чего умная тварь — знаетъ, что не обидятъ. — Походный будетъ. — Черкесъ....
И солдаты, лаская обнюхивавшаго ихъ пса, пошли вдоль деревни.
На привалѣ у мельницы.
Военные летчики готовятся къ отлету на ......................