Побѣдители и побѣжденные.
Генералъ По, блестящій французскій стратегъ, разбившій германскаго генерала
Клука.
Раненый въ бокъ, Скобка кое-какъ добрался до камеры и свалился.
Двери во второй этажъ опять были заперты и забаррикадированы.
— И офицера кончили—торопливо и радостно сообщалъ тотъ конопатый арестантикъ, который первый подалъ мысль о вылазкѣ.
— Одиннадцать ружей взяли да двѣ сабли.
— Только бы ихніе не подошли.
Горбачевъ держалъ въ зубахъ одинъ конецъ оторваннаго отъ рубахи рукава, которымъ перевязалъ сильно кровоточившую на лѣвой рукѣ рану.
— Патроновъ мало забрали.
— Подождите, ребята, зря не палите. Кто въ солдатахъ служилъ, тѣ—мѣтче.
Когда изъ оконъ засверкали выстрѣлы, солдаты начали было отвѣчать, но послѣ того, какъ у нихъ сразу же выбыло четверо, стало ясно, что ихъ можно перестрѣлять по одному, и одинъ изъ нихъ высокій, съ рыжими усами, навязалъ на ружье бѣлый платокъ и поднялъ его надъ собой—въ знакъ того, что они сдаются.
Пятеро арестантовъ вышли къ солдатамъ и отобрали у нихъ ружья. Потомъ ихъ заперли въ одну изъ камеръ.
Тюрьма притихла.
Ворота были отворены, оказалось, что они были приперты снаружи брев
нами и дрогами ломовиковъ, взятыми съ находившейся по сосѣдству съ тюрьмой лѣсопилки.
Арестанты окружили на дворѣ Горбачева, который допрашивалъ сидѣвшаго на землѣ раненаго въ ногу нѣмца, что былъ при офицерѣ переводчикомъ. Онъ плакалъ и умолялъ о пощадѣ.
— А много ихъ пришло?—допытывался Горбачевъ.
— Не знаю. Вѣрьте моему честному слову, откуда я могу знать?..
Онъ прикрывалъ плѣшивую голову руками и униженно кланялся.
Александръ Рославлевъ.
Генералъ Клукъ—одинъ ивъ разбитыхъ
нѣмецкихъ генераловъ...