она, видя отрицательный кивокъ Вальнева.—На что вамъ одинъ единственный, плѣнный нѣмецъ, у васъ ихъ и такъ много, верните мнѣ его, я буду молить за васъ Бога, верните мнѣ мое счастье!..
— Это невозможно!—строго отвѣтилъ ей по-нѣмецки Вальневъ...
— Ахъ, это невозможно,—вдругъ мѣняя тонъ на злобный, закричала нѣмка:—мало вы замучили въ снѣгахъ Сибири нашихъ солдатъ?.. Такъ знайте-же, что перваго
вашего казака, котораго я увижу, я буду мучить сама, вы понимаете сама, сама ему выколю глаза и отрѣжу уши...
Вальневъ опять хотѣлъ отъѣхать.
— Отдайте мнѣ его, отдайте,—хватаясь за сѣдло, кричала женщина...
— Это невозможно,— твердо произнесъ офицеръ,— вашъ мужъ военноплѣнный, но увѣряю васъ, что въ Россіи ему будетъ какъ нельзя лучше. По окончаніи-же войны вы свидитесь съ нимъ...
— Невозможно?!—въ изступленіи выкрикнула женщина...
Вальневъ пожалъ плечами...
Мгновенно въ рукѣ женщины сверкнула сталь револьвера и грянулъ выстрѣлъ...
Пуля со свистомъ пролетѣла надъ ухомъ корнета и потянулся синій дымокъ. Испуганныя лошади заржали...
Съ быстротой молніи сорвался съ сѣдла рыжій унтеръ и поймалъ руку стрѣлявшей нѣмки; она же рыдала, безсильно опустившись на колѣни.
Все это случилось такъ быстро, что корнетъ Вальневъ не успѣлъ испытать страха... онъ началъ волновать
ся уже послѣ: онъ зналъ, какъ долженъ былъ поступить съ этой мирной жительницей, поднявшей оружье противъ непріятеля.
И въ немъ боролись два чувства: чувство долга и вели
кодушіе... Говорило и самолюбіе, задѣтое вздорными словами женщины о сибирскихъ снѣгахъ...
И, когда державшій нѣмку унтеръ-офицеръ заявилъ, что надо ее «разстрѣлять, да и только», корнетъ Вальневъ сдѣлалъ ему жестъ рукой, какъ бы приказывая замолчать, и, обратясь къ плѣнницѣ, произнесъ по нѣмецки;
— По законамъ военнаго времени вашъ поступокъ дастъ мнѣ право разстрѣлять васъ безъ суда и поступить съ селомъ по моему усмотрѣнію... Я выслушалъ все, что вы мнѣ сказали, и мое самолюбіе, какъ славянина, какъ рус
скаго и какъ офицера, глубоко оскорблено тѣми позорными выдумками о насъ, которыми, видимо, полно ваше отече
ство... Я нарушаю законъ, и дарю вамъ жизнь и свободу, не изъ личнаго состраданія къ вамъ, покушавшейся на мою жизнь, а только съ цѣлью дать вамъ испытать на себѣ
великодушіе той націи, того народа, который вы всегда считали и привыкли считать варварскимъ... Когда кон
чится война и вашъ мужъ вернется къ вамъ, онъ разскажетъ вамъ, насколько справедливы ваши предположенія о Си
бири, медвѣдяхъ и пыткахъ, которыми мы подвергаемъ плѣнныхъ!
И, приказавъ изумленнымъ гусарамъ отпустить женщину, Вальневъ повернулъ коня.
Внѣшне онъ былъ спокоенъ, носердце билось радостно и гордо.
Вадимъ Бѣловъ.
Рыцари смерти и разрушенія.
Одинъ изъ послѣднихъ снимковъ Вильгельма. Сильно осунувшійся, страдающій отъ безсонницы, раздражитель
ный, кайзеръ выслушиваетъ докладъ о послѣднихъ сраженіяхъ.
Начальникъ генеральнаго штаба германской арміи гене ралъ фонъ-Мольтке.
— Это невозможно!—строго отвѣтилъ ей по-нѣмецки Вальневъ...
— Ахъ, это невозможно,—вдругъ мѣняя тонъ на злобный, закричала нѣмка:—мало вы замучили въ снѣгахъ Сибири нашихъ солдатъ?.. Такъ знайте-же, что перваго
вашего казака, котораго я увижу, я буду мучить сама, вы понимаете сама, сама ему выколю глаза и отрѣжу уши...
Вальневъ опять хотѣлъ отъѣхать.
— Отдайте мнѣ его, отдайте,—хватаясь за сѣдло, кричала женщина...
— Это невозможно,— твердо произнесъ офицеръ,— вашъ мужъ военноплѣнный, но увѣряю васъ, что въ Россіи ему будетъ какъ нельзя лучше. По окончаніи-же войны вы свидитесь съ нимъ...
— Невозможно?!—въ изступленіи выкрикнула женщина...
Вальневъ пожалъ плечами...
Мгновенно въ рукѣ женщины сверкнула сталь револьвера и грянулъ выстрѣлъ...
Пуля со свистомъ пролетѣла надъ ухомъ корнета и потянулся синій дымокъ. Испуганныя лошади заржали...
Съ быстротой молніи сорвался съ сѣдла рыжій унтеръ и поймалъ руку стрѣлявшей нѣмки; она же рыдала, безсильно опустившись на колѣни.
Все это случилось такъ быстро, что корнетъ Вальневъ не успѣлъ испытать страха... онъ началъ волновать
ся уже послѣ: онъ зналъ, какъ долженъ былъ поступить съ этой мирной жительницей, поднявшей оружье противъ непріятеля.
И въ немъ боролись два чувства: чувство долга и вели
кодушіе... Говорило и самолюбіе, задѣтое вздорными словами женщины о сибирскихъ снѣгахъ...
И, когда державшій нѣмку унтеръ-офицеръ заявилъ, что надо ее «разстрѣлять, да и только», корнетъ Вальневъ сдѣлалъ ему жестъ рукой, какъ бы приказывая замолчать, и, обратясь къ плѣнницѣ, произнесъ по нѣмецки;
— По законамъ военнаго времени вашъ поступокъ дастъ мнѣ право разстрѣлять васъ безъ суда и поступить съ селомъ по моему усмотрѣнію... Я выслушалъ все, что вы мнѣ сказали, и мое самолюбіе, какъ славянина, какъ рус
скаго и какъ офицера, глубоко оскорблено тѣми позорными выдумками о насъ, которыми, видимо, полно ваше отече
ство... Я нарушаю законъ, и дарю вамъ жизнь и свободу, не изъ личнаго состраданія къ вамъ, покушавшейся на мою жизнь, а только съ цѣлью дать вамъ испытать на себѣ
великодушіе той націи, того народа, который вы всегда считали и привыкли считать варварскимъ... Когда кон
чится война и вашъ мужъ вернется къ вамъ, онъ разскажетъ вамъ, насколько справедливы ваши предположенія о Си
бири, медвѣдяхъ и пыткахъ, которыми мы подвергаемъ плѣнныхъ!
И, приказавъ изумленнымъ гусарамъ отпустить женщину, Вальневъ повернулъ коня.
Внѣшне онъ былъ спокоенъ, носердце билось радостно и гордо.
Вадимъ Бѣловъ.
Рыцари смерти и разрушенія.
Одинъ изъ послѣднихъ снимковъ Вильгельма. Сильно осунувшійся, страдающій отъ безсонницы, раздражитель
ный, кайзеръ выслушиваетъ докладъ о послѣднихъ сраженіяхъ.
Начальникъ генеральнаго штаба германской арміи гене ралъ фонъ-Мольтке.