20-го іюля поздно вечеромъ, въ то время, какъ всѣ мѣстные швейцарцы, взятые изъ запаса, съ флагами обходятъ
у насъ на ряду съ ней шевелится другая, именно, что эти десятки и сотни давно уже успѣли проскользнуть впередъ...
Сборнымъ пунктомъ мы назначаемъ Марекотты—деревушку, гдѣ я живу и гдѣ находится станція электрической горной дороги, идущей въ Мартини.
Но трогаемся мы въ путь не въ полдень на другой день, а раннимъраннимъ утромъ.
Часовъ въ пять меня будитъ оглушительный, трещащій звонокъ телефона, и чей-то глухой, прерывающійся голосъ,
приходитъ переполненнымъ. Въ вагонахъ ни одного мѣста, толпятся на пло
щадкахъ, стоятъ и сидятъ, скорчившись, на подпояскахъ, багажъ сваленъ на открытыя платформы и высится горами.
Вижу въ одномъ изъ оконъ знакомое лицо, торопливо сую въ это окно свой чемоданъ, а самъ черезъ чьи-то плечи и головы, подталкиваемый сзади и съ
боковъ, и самъ кого-то немилосердно толкая и тиская, взбираюсь на пло
щадку. Тамъ я ставлю одну ногу въ буферъ, другую на чью-то спину, перевожу духъ и чувствую себя счастливцемъ: далеко не для всѣхъ нашлись
Императоръ Вильгельмъ въ дѣтствѣ. Уже и тогда въ характерѣ будущаго неудачнаго Наполеона сказывалась главная его «воинственная» черта—жестокость, болѣзненное честолюбіе и желаніе быть во что-бы-то ни стало первымъ. Тогда эти
черты укращались просто —сѣкли самого будущаго императора...
узенькія и горбатыя улички мѣстечка и во все горло орутъ патріотическія пѣсни, у насъ спѣшно происходитъ об
щій совѣтъ, и мы рѣшаемъ двинуться внизъ на другой день въ полдень.
Пути мы не намѣчаемъ, и вообще никакого опредѣленнаго плана у насъ нѣтъ, такъ какъ здѣсь въ горахъ мы рѣшительно не знаемъ, въ какую сто
рону надо броситься, гдѣ можно еще найти лазейку, которая привела бы насъ въ Россію. Но думается, что внизу будетъ виднѣе—тамъ, вѣроятно, остались еще десятки, сотни русскихъ, ко
торые ищутъ дороги, какъ и мы... Мы высказываемъ другъ другу эту мысль вслухъ, утѣшая себя, нотайно у всѣхъ
кажущійся мнѣ совершенно незнакомымъ, лихорадочно быстро бросаетъ отдѣльныя слова:
— Немедленно собирайтесь... ни минуты нельзя медлить... шесть утра отходитъ отъ Марекоттъ... Мы ѣдемъ...
И трубка падаетъ.
Я не точно знаю, кто это «мы», новремени размышлять нѣтъ. Если подыма
ютъ и велятъ ѣхать, значитъ надо. Кое какъ умываюсь, одѣваюсь, набиваю чемоданъ скомканнымъ платьемъ, бѣль
емъ, всѣмъ, что попадается подъ руку, остальное бросаю, и въ шесть я уже на вокзалѣ.
Несмотря на страшную рань, поѣздъ
буфера и такія удобныя, а, главное, такія покорно-терпѣливыя спины.
До Мартини я никого изъ нашей колоніи не вижу, но знаю, что всѣ гдѣнибудь тутъ, впереди или позади. Кру
гомъ говорятъ на всѣхъ языкахъ, ибо съ нами ѣдутъ и призываемые швейцарцы французы, итальянцы, и англи
чане, и нѣмцы, и австрійцы. И отовсюду я слышу, что нашъ поѣздъ—послѣдній поѣздъ, который предоставленъ еще въ распоряженіе публики, что всѣ слѣдую
щіе—уже воинскіе и надо благодарить судьбу, что мы попали.
Я очень искренно благодарю судьбу, но теперь, когда весь путь мной уже сдѣланъ, долженъ сказать, что всѣ
II. Марекотты—Миланъ.
«По пути въ Россію»—подлинный дневникъ того, что пришлось пере
жить нашему сотруднику Льву Максиму во время переѣзда изъ Швейцаріи въ Россію моремъ. По нашей просьбѣ писатель изложилъ этотъ дневникъ въ формѣ очерковъ, которые будутъ напечатаны въ нашемъ журналѣ.
у насъ на ряду съ ней шевелится другая, именно, что эти десятки и сотни давно уже успѣли проскользнуть впередъ...
Сборнымъ пунктомъ мы назначаемъ Марекотты—деревушку, гдѣ я живу и гдѣ находится станція электрической горной дороги, идущей въ Мартини.
Но трогаемся мы въ путь не въ полдень на другой день, а раннимъраннимъ утромъ.
Часовъ въ пять меня будитъ оглушительный, трещащій звонокъ телефона, и чей-то глухой, прерывающійся голосъ,
приходитъ переполненнымъ. Въ вагонахъ ни одного мѣста, толпятся на пло
щадкахъ, стоятъ и сидятъ, скорчившись, на подпояскахъ, багажъ сваленъ на открытыя платформы и высится горами.
Вижу въ одномъ изъ оконъ знакомое лицо, торопливо сую въ это окно свой чемоданъ, а самъ черезъ чьи-то плечи и головы, подталкиваемый сзади и съ
боковъ, и самъ кого-то немилосердно толкая и тиская, взбираюсь на пло
щадку. Тамъ я ставлю одну ногу въ буферъ, другую на чью-то спину, перевожу духъ и чувствую себя счастливцемъ: далеко не для всѣхъ нашлись
Императоръ Вильгельмъ въ дѣтствѣ. Уже и тогда въ характерѣ будущаго неудачнаго Наполеона сказывалась главная его «воинственная» черта—жестокость, болѣзненное честолюбіе и желаніе быть во что-бы-то ни стало первымъ. Тогда эти
черты укращались просто —сѣкли самого будущаго императора...
узенькія и горбатыя улички мѣстечка и во все горло орутъ патріотическія пѣсни, у насъ спѣшно происходитъ об
щій совѣтъ, и мы рѣшаемъ двинуться внизъ на другой день въ полдень.
Пути мы не намѣчаемъ, и вообще никакого опредѣленнаго плана у насъ нѣтъ, такъ какъ здѣсь въ горахъ мы рѣшительно не знаемъ, въ какую сто
рону надо броситься, гдѣ можно еще найти лазейку, которая привела бы насъ въ Россію. Но думается, что внизу будетъ виднѣе—тамъ, вѣроятно, остались еще десятки, сотни русскихъ, ко
торые ищутъ дороги, какъ и мы... Мы высказываемъ другъ другу эту мысль вслухъ, утѣшая себя, нотайно у всѣхъ
кажущійся мнѣ совершенно незнакомымъ, лихорадочно быстро бросаетъ отдѣльныя слова:
— Немедленно собирайтесь... ни минуты нельзя медлить... шесть утра отходитъ отъ Марекоттъ... Мы ѣдемъ...
И трубка падаетъ.
Я не точно знаю, кто это «мы», новремени размышлять нѣтъ. Если подыма
ютъ и велятъ ѣхать, значитъ надо. Кое какъ умываюсь, одѣваюсь, набиваю чемоданъ скомканнымъ платьемъ, бѣль
емъ, всѣмъ, что попадается подъ руку, остальное бросаю, и въ шесть я уже на вокзалѣ.
Несмотря на страшную рань, поѣздъ
буфера и такія удобныя, а, главное, такія покорно-терпѣливыя спины.
До Мартини я никого изъ нашей колоніи не вижу, но знаю, что всѣ гдѣнибудь тутъ, впереди или позади. Кру
гомъ говорятъ на всѣхъ языкахъ, ибо съ нами ѣдутъ и призываемые швейцарцы французы, итальянцы, и англи
чане, и нѣмцы, и австрійцы. И отовсюду я слышу, что нашъ поѣздъ—послѣдній поѣздъ, который предоставленъ еще въ распоряженіе публики, что всѣ слѣдую
щіе—уже воинскіе и надо благодарить судьбу, что мы попали.
Я очень искренно благодарю судьбу, но теперь, когда весь путь мной уже сдѣланъ, долженъ сказать, что всѣ
ПО ПУТИ ВЪ РОССІЮ.
II. Марекотты—Миланъ.
«По пути въ Россію»—подлинный дневникъ того, что пришлось пере
жить нашему сотруднику Льву Максиму во время переѣзда изъ Швейцаріи въ Россію моремъ. По нашей просьбѣ писатель изложилъ этотъ дневникъ въ формѣ очерковъ, которые будутъ напечатаны въ нашемъ журналѣ.