Три года пѣшкомъ.ская горка. Посреди рѣки бѣжалъ торопливо маленькій буксирный пароходъ, а позади медленно и незамѣтно двигались плоты.
Невдалекѣ отъ пристани стояли баржи и бѣляна, нагруженная осиновыми дровами. Ѳома подъѣхалъ къ при
стани, и вытеревъ рукавомъ мокрое свое лицо, выскочилъ изъ лодки и побѣжалъ по улицѣ, сталкиваясь съ прохожими.
6.
Таисія Григорьевна съ любимой своей болонкой вышла прогуляться вдоль пристани, и въ домѣ была тишина.
Викторъ сидѣлъ у окна своей сумрачной комнаты, откинувшись на спинку отлогаго кресла и глядя остано
вившимися глазами на звенья нѣжнымъ и закругленныхъ весеннихъ облаковъ, когда послышался вдругъ скрипъ песка подъ чьими-то торопливыми шагами, и Ѳома, блѣдный, съ блуждающими глазами, подбѣжалъ къ окну.
— Ѳома, это вы? — спросилъ Викторъ удивленно и тревожно, — что случилось? — Ѣдемте со мной, — прошепталъ тотъ беззвучно и приблизилъ безумное свое лицо, — ѣдемте... Вы должны поѣхать.
Викторъ ухватился за ручки кресла: — Что случилось?.. — Ѣдемте, слышите... Туда, къ монастырю...
— Софья тамъ? — спросилъ Викторъ трясущимися губами.
— Тамъ... Она зоветъ васъ.
— Меня?.. Я сейчасъ... — воскликнулъ онъ, сбрасывая съ ногъ пледъ, и поднялся, дрожа, на слабыхъ ногахъ,— Но что случилось?..
— Ѣдемте, ѣдемте!..
Ѳома помогъ ему надѣть пальто и шляпу и, не отвѣчая на вопросы, повелъ подъ руку къ желѣзной калиткѣ.
— Извозчикъ меня ждетъ, — сказалъ онъ тихо, — доѣдемъ до пристани. Поддержалъ его, дрожащаго, подъ руку и сѣлъ рядомъ въ узкую пролетку. На пристани, внизу, было безлюдно, и Ѳома первый прыгнулъ въ оставленную лодку.
— Вечерній воздухъ мнѣ вреденъ... — сказалъ Викторъ со слезами на большихъ своихъ глазахъ, — Ѳома,- милый,
Веселые боги.
Пешеходы Д. Бубиковъ и А. Кальченко, прибывшіе въ Петербургъ и путешествующіе уже три года,
(Съ фот. K. К. Булла).
вляла ее вздрагивать отъ каждаго шороха и отъ хрустнувшей подъ ногой вѣтки.
Часовня стояла за монастыремъ, въ концѣ вѣковой сосновой аллеи, и синій глазокъ лампадки былъ виденъ издалека, сквозь узкое цвѣтное оконце, похожее на амбразуру.
— Не пойдемъ туда, вернемся къ озеру, — сказалъ Константинъ тихо и заглянулъ ей въ глаза.
У озера было свѣжѣе, и зеленоватый опрокинутый мѣсяцъ дрожалъ въ водѣ; камыши чуть слышно шелестѣли. Какія-то птицы съ тонкимъ пискомъ носились надъ водой.
— А гдѣ Ѳома? — спросила Софья вдругъ, вздрогнувъ, и оглянулась.
— Убѣжалъ, вѣроятно, съ остальными, — сказалъ Кривцовъ, и подойдя ближе, положилъ ея руки себѣ на плечи. Она приникла къ нему, и ея волосы мягко защекотали ему щеку...
Они не видѣли, какъ изъ-за чуть раздавшихся кустовъ вересклета на нихъ смотрѣло блѣдное и веснущатое лицо Ѳомы, съ оскаленными зубами... Онъ глядѣлъ съ ненави
стью на брата и на женщину, тихо прижавшуюся къ его плечу, — и вдругъ, погрозивъ кулакомъ, поползъ на четверенькахъ назадъ и побѣжалъ къ пристани.
Краснощекій парень оттолкнулъ лодку, и сложивъ вторыя весла по бокамъ, Ѳома сѣлъ на среднюю скамейку и сталъ грести.
Скоро скрылись за поворотомъ голубыя съ золотыми звѣздами луковки монастыря, и вдали зазеленѣла монастыр
Однимъ изъ прибывшихъ недавно въ Петербургъ миссіонеровъ привезены китайскіе идолы, часть которыхъ снята здѣсь. На снимкѣ — три самыхъ веселыхъ бога: богъ пьянства,
разврата и обжорства.
(Съ фот. г. Обневскаго)