„БАРОМЕТР ПОКАЗЫВАЕТ БУРЮ“

Вот постановка, которая будет иметь большой успех, совершенно независимо от ее театральных и драматургических качеств.
Нельзя без волнения слушать и смотреть на эти живые куски героической революции 1905 г., — кровавое воскресенье, броненосец „Потемкин Таврический“, совет рабочих де
путатов, пресненские баррикады, — все это еще свежо в памяти, все это еще горит в сознании участников и свидетелей первой революции, как не зажившие рубцы. Успех пьесы идет, главным образом, от ее материала, от ее темы, и это лишний раз показывает, насколько нынешняя аудитория изголодалась по близкому ей репертуару.

„Барометр показывает бурю“ — не пьеса. Это — документальная, сценически иллюстри

рованная, историческая хроника, особенно сильная, особенно яркая именно там, где она говорит на языке фактов и документов, и драматургически беспомощная, бледная и по языку, и но сценическим образам, где автор пытается говорить своим языком, пытается „делать“ пьесу. Это обязывало те
атр к большой работе над пьесой, работе, которая полностью не проделана. Вот почему отдельные, иногда весьма крупные недостатки постановки целиком относятся к вине театра и режиссуры. Именно театр дол
жен был почувствовать перегруженность пьесы деталями, плохими концовками. Эле
ментарное чувство сценичности, чувство зрелища, драматического эффекта должны были подсказать постановщику необходимость, например, кончить первый акт (кро

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Древние были учтивы. Они придумали беспощадную в своей учтивости фразу: „О мертвых либо ничего, либо хорошо“.
Человек умирал. Он облекался высшим спокойствием. Он лежал неподвижно, запрокинув восковой лоб. Казалось бы, что это единственный, неповторимый случай ска
зать о нем всю правду. Сухая рука смерти, щелкая костяшками дней, подытожила его жизнь. Вырытая могила была черной чертой, проведенной в конце колонны цифр. Но итога не было, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего. И живые, как непро
мокаемым плащем, прикрываясь этой фразой, писали лживые некрологи, похожие на пощечину в цветах.
Мы не хотим следовать обычаю древних. Надо иметь смелость говорить правду о че
ловеке даже тогда, когда он не сможет вам ответить.
Сергей Есенин повесился на стояке водяного отопления. Вероятно, в тот день, комнаты гостиницы обогревались хуже, чем всегда. Холод мертвого тела незримо примешивался к горячему воздуху.
Не успела еще остыть и снова нагреться смертная комната, как над Есениным про
тянулась лента со словами: „Тело великого национального поэта“. Над этими словами задумываешься. Действительно ли великий и действительно ли национальный? И приходишь к заключению, что это сказано хорошо... по рецепту древних.
Великий поэт. Нам кажется, что величие

вавое воскресенье) на кульминационной точке действия - на сцене расстрела, на момен

те трагического пафоса, — все, что происходило на сцене после этой драматически самой острой, самой сильной минуты уже

не доходило сразу до сознания, уже расхо

лаживало, стирало полученное впечатление. Подробности эти хороши для рассказа, для воспоминаний, для доклада, но не для театрального представления.
Излишня и сцена с Николаем II, сделанная слабо, без надлежащего, даже портретного сходства. Непомерно длинна и скучна, несмотря на большое мастерство Орлова, сцена с Победоносцевым.
Досадное чувство оставляет последний акт (вооруженное восстание в Москве). И исторически, и драматургически, и театраль
но как раз этот акт должен был быть самым высоким, самым под
нимающим, героическим местом спектакля, А получилось как раз наобо
рот. Колоссальное количество выстрелов, море порохового дыма, мешавшее иногда видеть и даже дышать зрителям, нисколько не могли заменить героического подъема.
Лучшее, что было в спектакле, — это, конечно, „дни совета , в особенности арест Петербургского совета рабочих депутатов. Эта часть постановки сделана отчетливо, дочти безукоризненно, подана с отличным
мастерством как отдельных исполнителей, так и постановщика.
Исполнение как центральных, так и эпи
зодических ролей ровное, хорошее. Из от