мания снова неизбежно переносится на драматургию. Вопросы репертуара стано

вятся основными, ибо именно в пьесе, а не в чем-либо другом, кристаллизуется идеологический момент всякого театраль
ного представлення. Вопрос же и деологии является в настоящее время центральным рычагом но

вого искусства. Только, круто повернув рычаг, мы сможем пере

вести искусство на рельсы но
вого, рождаемого эпохой жизнечувствования. СТАВКА НА ДРАМА
ТУРГА — так можно определить боевой лозунг дня, по отношению к новому театру.
Мейерхольд, как всегда, первый с большей определенностью формулировал эту тенденцию. В интервью, напечатанном в „Зрелищах“ по его возвращении из Германии в начале этого сезона, читаєм: Можно и должно отобрать из старого то, что звучит в современности и, соответственно переработав, поставить на сцене.
Но это паллиатив. Новому театру нужны новые драматурги . Это
именно так. Для каждого театра, ставящего своей целью актуальное и организующее воздействие на зрителя, необходимо прежде всего заботиться о создании для себя новых пьес и нового репертуара. Без новых театральных текстов, самые закономерные и многозначительные искания в области новой сценической формы быстро выро
ждаются в новый эстетизм. Нужно признать, что в настоящее время дело с современной драматургией вообще, и с русской в частно
сти, обстоит почти катастрофически. Театр за последнее время достиг многого, в смысле разрешения формальных задач, продиктованных современностью. Удастся ли ему создать новую драматургию, вполне отвечающую великим задениям нашей эпохи, удастся ли ему сплотить вокруг себя те силы литературы и поэзии, которые ему нужны, заставить их работать в необходимом для него направлении — это вопрос другой. К нему мы вернемся. Во всяком случае этим, и только этим, определятся ближайшие пути современного театра.
ВЛАДИМИР МАСС
☚Оказывается есть страсти — почище политических.
Это — эстетические пристрастия. Они способны взбудоражить и затуманить сколь угодно ясное политическое сознание и классовую „чуткость“. Читаем этакое:
„Любовь — книга золотая есть первый, но верный шаг к тому, чтобы вывести талант
ливую молодежь Первой студни из тупика,
в который она попала в погоне за изысканной театральной формой.
Это пишет в Известиях СССР импровизированный рецензент Г. Вл. Сибиряков.
Воля ваша, это хуже крыловского ценителя искусств, упивавшагося музыкой трезвых музыкантов. Тот, по крайней
мере слышал, что „они немножечко дерут,“ а благодарный т. Сибиряков моментально
отдался в сладкий плен „своенравным чародеям“ и перестал разбирать, правая-левая где сторона... Он усмотрел
в новой постановке ее основное содержание и смысл сатиру на „золотой век русского дворянства. Идиот князь, Мессалина-Екате
рина, глупышка княгиня на ряду с „нимфами и „сатирами“ из дворовых — это картина, над которой нельзя не смеяться.
Тов. Сибиряков, под влиянием аффекта, все перепутал. „Сатира“, если угодно, здесь есть, — но это не „социальная сатира“, как он опрометчиво утверждает, а сатира глубоко индивидуально-пси
хологическая — в том самом „улыбательном роде“, какой практиковала в своих комедиях сама Екатерина II.
Социальная сатира — это другое: это— если бы было показано, что эти „идиоты“, „мессалины“ и „глупышки“, сидят на горбу подвластных им людей, — а не таких чучел
гороховых, какие выведены в пьесе Ал. Толстого. Социальная сатира и не ночевала в этом спектакле. Природа смеха в зрительном зале — определенно „примиренческая“, настраивающая публику по камер
тону... „классовой гармонии“!.. Осуждение героям „Любви — книги“ т. Сибиряков вынес уже потом — дома, вспомнив соответствующий параграф учебника М. Н. Покровского. Во время спектакля — он ими... любовался, — или он просто не чуток к искусству.
Нельзя, товарищи, так грохать. Побольше чувства ответственности: вас читает весь СССР!
* * *
Странную заметку мы прочли в „Правде“
(3.1).