влияние выходящего на арену истории третьего сословия. Такие пьесы, как «Тартюф», высмеивающая ханжество святош, «Дон-Жуан», «Ми
зантроп» и др., конечно, колебали «устои». И не
даром появление каждой из них расценивалось, как «скандал». «Тартюф» после первого спектакля
был запрещен, и вновь разрешен только через пять лет. Такое же возмущение вызвал и «Дон-Жуан», ударявший по великосветским развратникам. Не
даром после смерти Мольера (1673 г.) дворянство прилагало все усилия, чтобы ликвидировать его труппу, а парижский епископ, один из высокопоставленных тартюфов, не только запретил ду
ховенству принимать участие в его похоронах, но и отказал в разрешении хоронить его на кладбище. Только поднявшийся шум заставил несколько «смягчить» такое решение — Мольера разрешено было похоронить ночью, без всякой торжественности, при тусклом свете факелов.
Но сама жизнь начинала уже расшатывать, таранить броню феодального быта и его искусства. На театре Мольера мы видим, с одной сто
роны, несомненный отход от пышного ритуала спектакля придворной трагедии, диктовавшийся новыми социальными прослойками общества, с другой стороны, на форму мольеровского спек
такля оказывали несомненное влияние маски итальянской комедии, игравшей с ним в одном здании. Из этого преодоления так называемой «правильной трагедии» и рождался спектакль, уже напоминающий наш современный театр, но только без его психологизма и натуралистической изобразительности.
Как и трагедия, спектакль Мольера не знал еще логически-бытовых источников света. Их за
меняли разбросанные сальные свечи и две примитивные люстры над рампой. Характер и на
строение зрительного зала станет ясным, если сказать, что буфет находился в самом зрительном зале и торговал во время хода действия. Как в Шекспировском театре, еще сохраняются места
„ЭРМИТАЖ ЗИМНИЙ ТЕАТР
„МАРКИТАНТКА СИГАРЭТ“
Венеция - ПОЛОВИКОВА
для публики на сцене, здесь размещалась знать, представители которой, в сопровождении своих слуг, преспокойно входили и выходили во время действия, похлопывая по плечу актеров, отпуска
ли комплименты актрисам. Партер был стоячий, «на нотах», и наполнялся народом, постоянно пререкавшимся с расположившимися по бокам сцены петиметрами (пшютами). Дело доходило иногда до рукопашной, так что пришлось даже оградить сцену решеткой. Зрители на сцене пользо
вались вместе с актерами общим помещением, где горели камины, — оно называлось «фойэ». Только позже оно превратилось в тот общий зал для пу
блики в антрактах, который и теперь называется фойэ.
Интересной особенностью театра Мольера было то, что актрисы, желая быть на сцене молодыми
и красивыми, не играли старых ролей, которые поручались мужчинам. Было даже особое
амплуа — «роли кормилиц», их всегда исполняли мужчины. Чрезвычайно важную роль в жизни театра играл так называемый «оратор». На обязан
ности оратора лежало — составить афишу и живую рекламу после спектакля. В краткой афише по
мещались — название пьесы и похвала ей. Имена актеров не обозначались. Гораздо сложнее была обязанность «оракула» — выйти к публике по окончании спектакля, расположить ее к себе и сообщить о следующем спектакле. Есть известный портрет Мольера, где он изображен оракулом— перед публикой с колпаком в руке. «Остряки
зрительного зала, — рассказывает К. Манулус, — начинали точить свои языки, пытаясь поставить тупик этого дьявольского актера, тотчас завязывалась словесная битва между сценой и залом, остротами перекидывались, как мячами, и Моль
ер, с быстротой молнии кидая остроумные ответы всем тем, кто имел дерзость бросить ему вызов,
заставлял всех смеяться вслед за собой». То, что мы теперь называем работой режиссера-администратора или помощника режиссера, в театре Мольера исполнял «первый театральный мальчик
(premier qarçon de théatre). Он отвечал за все, что происходило на сцене, обязан был заботиться о реквизите, обстановке спектакля, смотреть, что
бы все исполнители были одеты, как следует. На обязанности суфлера лежала, главным образом, переписка ролей и хранение рукописей пьесы. Но время спектакля он сидел сбоку сцены и следил, чтобы подсказать актеру, если тот заикнет
ся. «Тот, кто подсказывает, — говорит Шапюцо («Французский Театр»), — должен говорить по воз
можности особым голосом, который бы слышали только на сцене и который бы не доходил до партера». Актеры театра Мольера умели импро
визировать в тех случаях, когда забывали текст и даже в пьесах, написанных стихами, заменяли свободно экспромтом один стих другим. Обра
щаться к помощи суфлера они избегали, так как это вызывало насмешки в публике. Декорация в пьесах-Мольера чаще всего ограничивалась одним задником, изображавшем перспективу комнаты, с 4 дверьми.
После смерти Мольера его враги, влиятельная дворянская клика, поспешили свести с ним счеты. У труппы был отнят театр и она оказа
лась и самом плачевном состоянии. После долгих хлопот, в 1780 г. вышел указ о слиянии труппы Мольера с все более ослабевавшей труппой королевского театра. Этим самым было положено основание известному, и поныне существующему те
атру «Французской Комедии» (Comedie Françaisc) в Париже.
Эм. Бескин
зантроп» и др., конечно, колебали «устои». И не
даром появление каждой из них расценивалось, как «скандал». «Тартюф» после первого спектакля
был запрещен, и вновь разрешен только через пять лет. Такое же возмущение вызвал и «Дон-Жуан», ударявший по великосветским развратникам. Не
даром после смерти Мольера (1673 г.) дворянство прилагало все усилия, чтобы ликвидировать его труппу, а парижский епископ, один из высокопоставленных тартюфов, не только запретил ду
ховенству принимать участие в его похоронах, но и отказал в разрешении хоронить его на кладбище. Только поднявшийся шум заставил несколько «смягчить» такое решение — Мольера разрешено было похоронить ночью, без всякой торжественности, при тусклом свете факелов.
Но сама жизнь начинала уже расшатывать, таранить броню феодального быта и его искусства. На театре Мольера мы видим, с одной сто
роны, несомненный отход от пышного ритуала спектакля придворной трагедии, диктовавшийся новыми социальными прослойками общества, с другой стороны, на форму мольеровского спек
такля оказывали несомненное влияние маски итальянской комедии, игравшей с ним в одном здании. Из этого преодоления так называемой «правильной трагедии» и рождался спектакль, уже напоминающий наш современный театр, но только без его психологизма и натуралистической изобразительности.
Как и трагедия, спектакль Мольера не знал еще логически-бытовых источников света. Их за
меняли разбросанные сальные свечи и две примитивные люстры над рампой. Характер и на
строение зрительного зала станет ясным, если сказать, что буфет находился в самом зрительном зале и торговал во время хода действия. Как в Шекспировском театре, еще сохраняются места
„ЭРМИТАЖ ЗИМНИЙ ТЕАТР
„МАРКИТАНТКА СИГАРЭТ“
Венеция - ПОЛОВИКОВА
для публики на сцене, здесь размещалась знать, представители которой, в сопровождении своих слуг, преспокойно входили и выходили во время действия, похлопывая по плечу актеров, отпуска
ли комплименты актрисам. Партер был стоячий, «на нотах», и наполнялся народом, постоянно пререкавшимся с расположившимися по бокам сцены петиметрами (пшютами). Дело доходило иногда до рукопашной, так что пришлось даже оградить сцену решеткой. Зрители на сцене пользо
вались вместе с актерами общим помещением, где горели камины, — оно называлось «фойэ». Только позже оно превратилось в тот общий зал для пу
блики в антрактах, который и теперь называется фойэ.
Интересной особенностью театра Мольера было то, что актрисы, желая быть на сцене молодыми
и красивыми, не играли старых ролей, которые поручались мужчинам. Было даже особое
амплуа — «роли кормилиц», их всегда исполняли мужчины. Чрезвычайно важную роль в жизни театра играл так называемый «оратор». На обязан
ности оратора лежало — составить афишу и живую рекламу после спектакля. В краткой афише по
мещались — название пьесы и похвала ей. Имена актеров не обозначались. Гораздо сложнее была обязанность «оракула» — выйти к публике по окончании спектакля, расположить ее к себе и сообщить о следующем спектакле. Есть известный портрет Мольера, где он изображен оракулом— перед публикой с колпаком в руке. «Остряки
зрительного зала, — рассказывает К. Манулус, — начинали точить свои языки, пытаясь поставить тупик этого дьявольского актера, тотчас завязывалась словесная битва между сценой и залом, остротами перекидывались, как мячами, и Моль
ер, с быстротой молнии кидая остроумные ответы всем тем, кто имел дерзость бросить ему вызов,
заставлял всех смеяться вслед за собой». То, что мы теперь называем работой режиссера-администратора или помощника режиссера, в театре Мольера исполнял «первый театральный мальчик
(premier qarçon de théatre). Он отвечал за все, что происходило на сцене, обязан был заботиться о реквизите, обстановке спектакля, смотреть, что
бы все исполнители были одеты, как следует. На обязанности суфлера лежала, главным образом, переписка ролей и хранение рукописей пьесы. Но время спектакля он сидел сбоку сцены и следил, чтобы подсказать актеру, если тот заикнет
ся. «Тот, кто подсказывает, — говорит Шапюцо («Французский Театр»), — должен говорить по воз
можности особым голосом, который бы слышали только на сцене и который бы не доходил до партера». Актеры театра Мольера умели импро
визировать в тех случаях, когда забывали текст и даже в пьесах, написанных стихами, заменяли свободно экспромтом один стих другим. Обра
щаться к помощи суфлера они избегали, так как это вызывало насмешки в публике. Декорация в пьесах-Мольера чаще всего ограничивалась одним задником, изображавшем перспективу комнаты, с 4 дверьми.
После смерти Мольера его враги, влиятельная дворянская клика, поспешили свести с ним счеты. У труппы был отнят театр и она оказа
лась и самом плачевном состоянии. После долгих хлопот, в 1780 г. вышел указ о слиянии труппы Мольера с все более ослабевавшей труппой королевского театра. Этим самым было положено основание известному, и поныне существующему те
атру «Французской Комедии» (Comedie Françaisc) в Париже.
Эм. Бескин