не хочет делать такого вывода и излагает традиционную теорию о... вредной прессе: ее левый фронт попадает в положение отравителей общественного мнения, во-первых; ему приписывается тенденциозная работа, во-вторых;
в-третьих — у него отрицается осведомленность в театральной культуре, и на
конец, ставится в упрек —зависимость „от совершенно определенных театральных группировок“.
Пусть первая стрела — дань поэтическому образному языку.
Пусть вторая — lapsus linguae или mentis автора, который едва ли признает возмож
ность какого-бы то ни было органа прессы б е з тенденции.
Пусть о степени убийственности третьей судит сам читатель.
Но четвертая стрела заставляет широко раскрыть глаза, которые смыкает чтение акжурнала, хотя бы в виде „Н о в о й Рам
пы“, хотя бы под лозунгом „революционного академизма“. Как?! Автор хочет, чтобы театральная критика была абсо
лютно независима? В какой конкретной общественной обстановке? В эпоху дикта
туры пролетариата? Н е зависимой? От кого и от чего? Не от общественных ли сил, определяющих эволюцию всей нашей жизни, в том числе и театральной?
Если хотите, эта субъективная теза логически вытекает из объективного факта—общественной беспочвенности ака
демизма, который, теряя общественные корни, нуждается в защите и поддержке
театральной критики, не зависящей от общественной жизни — то есть от социальной революции.
В. ТИХОКОВИЧ.
В только что вышедшей книжке (№ 1) нового ежемесячника „Жизнь“ Демьян Бедный дает великолепный образчик классической сатиры.
Посвященная рабоче-крестьянским поэтам, сатира эта („О соловье“) направлена против эстетского снобизма новейшей — советской — марки.
Сатирик берет быка за рога:
Коммунистическая спесь.
Вам скажут: — „старый мир — под гробовою
крышкой“!
Меж тем советские эстеты и поднесь страдают
старою отрыжкой. Кой-что осталося еще „от королей“.
И нам приходится чихать, задохшись гнилью, Когда нас потчует мистическою гилью наш
театральный водолей (sic!).
Обзавелися мы „советским“, „красный“ снобом, Который в ужасе, охваченный ознобом,
Глядит с гримасою на нашу молодежь при громовой ее—„даешь!“.
В своей ненависти к этой барской эстетике мы с тов. Демьяном Бедным сойдемся...
Но отдельные места его сатиры дают повод опасаться, что наш талантливый поэт еще не уяснил себе следующего: „красный“ снобизм всеми своими ногами стоит на анти-левой платформе, боко-бок...со всяческими „назад“‘ами и „Тет
ками Чарлея“. См. об этом ниже — „Бытакобыла“ (в отд. „В гуще театра“).
***
В № 1 „Новой Рампы“—официальнного органа Госактеатров и Росфил а— в рецензии о „Спящей Красавице“ говорится:
Не хотелось бы пользоваться такими истрепанными словечками, как „прелестна, обворо
жительна“ и т. д., сданными в архив вместе с дореволюционным прошлый, но трудно подобрать и т. д...
А немного выше рецензент в полном упоении кружится в хороводе балетных принцев и принцесс:
Артистка взяла публику вариацией финального pas de deux. Эта вариация, где по основному фону кокетливо мелких движений разбросаны антраша и сисоль фермэ и заканчиваю
щаяся нарядной цепью туров по диагонали через всю сцену, необыкновенно вяжется с духом этого чуточку старомодного балета, напоминая те обшитые пышными воланами платья из легкого с цветочками ситца, какие носили девушки в прошлой столетии.
Очень сладенько и... умилительно. Но пока „Новая Рампа“ не откажется от этой характерной для нашего академизма уста
новки на барышень — да еще прошлого столетия—гордые слова о ка
кой-то сдаче дореволюи июнного прошлого в архив будут лишь бесплодно и презабавно сотрясать прилегающие слои атмосферы.
в-третьих — у него отрицается осведомленность в театральной культуре, и на
конец, ставится в упрек —зависимость „от совершенно определенных театральных группировок“.
Пусть первая стрела — дань поэтическому образному языку.
Пусть вторая — lapsus linguae или mentis автора, который едва ли признает возмож
ность какого-бы то ни было органа прессы б е з тенденции.
Пусть о степени убийственности третьей судит сам читатель.
Но четвертая стрела заставляет широко раскрыть глаза, которые смыкает чтение акжурнала, хотя бы в виде „Н о в о й Рам
пы“, хотя бы под лозунгом „революционного академизма“. Как?! Автор хочет, чтобы театральная критика была абсо
лютно независима? В какой конкретной общественной обстановке? В эпоху дикта
туры пролетариата? Н е зависимой? От кого и от чего? Не от общественных ли сил, определяющих эволюцию всей нашей жизни, в том числе и театральной?
Если хотите, эта субъективная теза логически вытекает из объективного факта—общественной беспочвенности ака
демизма, который, теряя общественные корни, нуждается в защите и поддержке
театральной критики, не зависящей от общественной жизни — то есть от социальной революции.
В. ТИХОКОВИЧ.
В только что вышедшей книжке (№ 1) нового ежемесячника „Жизнь“ Демьян Бедный дает великолепный образчик классической сатиры.
Посвященная рабоче-крестьянским поэтам, сатира эта („О соловье“) направлена против эстетского снобизма новейшей — советской — марки.
Сатирик берет быка за рога:
Коммунистическая спесь.
Вам скажут: — „старый мир — под гробовою
крышкой“!
Меж тем советские эстеты и поднесь страдают
старою отрыжкой. Кой-что осталося еще „от королей“.
И нам приходится чихать, задохшись гнилью, Когда нас потчует мистическою гилью наш
театральный водолей (sic!).
Обзавелися мы „советским“, „красный“ снобом, Который в ужасе, охваченный ознобом,
Глядит с гримасою на нашу молодежь при громовой ее—„даешь!“.
В своей ненависти к этой барской эстетике мы с тов. Демьяном Бедным сойдемся...
Но отдельные места его сатиры дают повод опасаться, что наш талантливый поэт еще не уяснил себе следующего: „красный“ снобизм всеми своими ногами стоит на анти-левой платформе, боко-бок...со всяческими „назад“‘ами и „Тет
ками Чарлея“. См. об этом ниже — „Бытакобыла“ (в отд. „В гуще театра“).
***
☛
В № 1 „Новой Рампы“—официальнного органа Госактеатров и Росфил а— в рецензии о „Спящей Красавице“ говорится:
Не хотелось бы пользоваться такими истрепанными словечками, как „прелестна, обворо
жительна“ и т. д., сданными в архив вместе с дореволюционным прошлый, но трудно подобрать и т. д...
А немного выше рецензент в полном упоении кружится в хороводе балетных принцев и принцесс:
Артистка взяла публику вариацией финального pas de deux. Эта вариация, где по основному фону кокетливо мелких движений разбросаны антраша и сисоль фермэ и заканчиваю
щаяся нарядной цепью туров по диагонали через всю сцену, необыкновенно вяжется с духом этого чуточку старомодного балета, напоминая те обшитые пышными воланами платья из легкого с цветочками ситца, какие носили девушки в прошлой столетии.
Очень сладенько и... умилительно. Но пока „Новая Рампа“ не откажется от этой характерной для нашего академизма уста
новки на барышень — да еще прошлого столетия—гордые слова о ка
кой-то сдаче дореволюи июнного прошлого в архив будут лишь бесплодно и презабавно сотрясать прилегающие слои атмосферы.