группы персонажей: „метафизические“, но настаивающие на своей реальности Шесть Лиц и „реальные“, но обреченные на „призрачность“ актеры.
В этом — центральная идея пьесы и вообще основная тема творчества Л. Пиранделло. Пиранделло расщепляет единый процесс жизни на „подлинность“ и на „форму“. Мир — это арена за
силья „формы“ и всяческой рефлексии. Подлинной реальностью, способностью непосредственно и сильно жить,
т.-е. чувствовать, мыслить и действовать— обладают, как претендует показать данная пьеса Пиранделло, лишь вымышлен
ные творческим воображением человека лица. Однажды созданные, они развивают неудержимую волю к жизни и должны „разыграть“, т.-е. пережить заложенную в них драму.
Шесть Лиц это и делают, — сумев убедить актеров, что их драма послужит материалом для последующего актерского представления.
„Разыгрываемая“ (переживаемая) Шестью Лицами перед актерами драма представляет собою кошмарную семейную историю. Драма развивает вторую—побоч
ную и родственную тему пьесы: личность есть как бы механическая смесь самых противоположных тенденций, „подлинность“ человека есть фикция, человек
есть ничем не регулируемая смена „форм“...
Кровавый финал драмы Шести Лиц вносит смятение в сознание актеров, так и не решающих — „представление“ это или „действительность“.
Такова схема талантливой пьесы Пиранделло.
В ней есть соблазнительные для театра стороны: раскрытое „тайн“ театральной кухни, утверждение сильной, непосред
ственной страсти за счет рефлексии, „нарастание“ основной темы и т. п. Но вряд ли нужно распространяться о том, что ее философия стоит в самом резком, колющем противоречии с материалистическим монизмом.
Если мы даже согласимся на метафизичность Шести Лиц, как на художественный
прием, как на условную бутафорию, то все же остается непреодоленным основной пафос пьесы—призрачность эмпири
ческой жизни и признание реальностью только жизни „духа“.
Чувство трагизма и безнадежности разрубить эту антиномию — с головой выдает в авторе буржуазного интеллигента, чье
сознание, потрясенное войной, в тревожных и напряженных поисках „истины“, еще
глубже ушло в раковину индивидуализма и пытается проторить там будто бы новые, но еще со времени Платона достаточно проторенные извилины.

В ЭРМИТАЖЕ

„КТО ОН?“ — ГОРИН-ГОРЯИНОВ.
Нет никакой необходимости распространяться об этой пьесе Тристана Бернара. Единственное что можно сказать о ней — это то, что от автора „Двух уток“ мы вправе были ждать более острой, более тонкой, более драматургически „сделанной“ пьесы.
„Кто он?“ — пустячек, безделка, пропись для скверных и сытых буржуа, восхваленье богемца — и только. У театра МГСПС не было бы никаких извинений
за то, что он поставил ее — если бы не Горин-Горяиноз, взваливший в этот вечер на себя бремя троекратного оправдания: — и пьесы, и театра, и своей репутации комедийного актера, слегка поколебленной „Фавном“ и „Приключениями проф.
Гайнк“.
Нужно отдать ему должное: это троекратное оправдание было им свершено — несмотря на то, что ведь, в конце-концов, трудно представить себе более неблагодарное и более трудное дело, чем разыгрывание на седьмом году революции этакой „салонной комедии“. И — тем не менее — нужно видеть, как играет ее Горин-Горяинов. Его игра — это показ блистательного актерского искусства, преодолевающего и покоряющего зрительный зал — вопреки пьесе, вопреки не в тон играющим партнерам, вопреки
всей летне-халтурной постановке. И Анри Кальвель Горин-Горяинова, — пожалуй, самый приятный малый из всех тех, которых мы встречали на подмостках наших театров этим летом...
Есть два рода актеров. Одни как бы надевают на себя роль, как бы укрываются ею от самих себя, перевоплощаются. Таков (пользуясь ближайшим примером) — Степ. Кузнецов. Другие же— всегда и всюду играют себя, как бы влезают в роль, чтоб из-за нее показать свое лицо. Таков Горин- Горяинов.
Горин-Горяинов всегда играет самого себя. В этой пьесе он нашел себя, и теперь мы знаем, — кто
он: — виртуозный актер, возможности которого с ужены слишком четкой, слишком крупной творческой его индивидуальностью.
Несколько слов об остальных участниках этого спектакля. Арсенцева (Берта) нарушала общий тон его, ибо играла эту легковесную комедию, так, как играют драму, как играла она ранее в „Блуждающих огнях“. Повидимому, талант этой актрисы приложим лишь в специфически-русском, и притом — отнюдь не комедийном репергуаре.
А.З.