☛
ДВИЖЕНИЕ ВСПЯТЬ?
(На выставке театральных макетов.)
Последние два-три года отмечены в жизни московского театра, как эпоха глубоких сдвигов в области сценическо-живописной проблемы. Новое в театральной работе за эти годы сосредоточилось, главным образом, на преобразовании сценического пространства и сценической „мертвой при
роды“. Именно эта сторона в работах московских постановщиков, убравших со сцены живописное тряпье декораций и заменивших декоративно-иллюзионные начала старой сцены началами архитектурно
реальными, — является тем принципиальноновым моментом театральной практики,
который делает истекшие „сезоны“ столь заметными в истории нашего театра.
Собрать образцы лабораторных опытов и практических достижений в этой области — задача в высокой степени своевременная и благодарная. Но некоторые „свое
временные и благодарные“ задачи терпят у нас своеобразную судьбу. Они находят свое разрешение или в халтуре, или в небрежном любительстве, или в случай
ности, или в невежестве. Мы не можем
точно указать, какие черты преобладают в общей физиономии театрально-художе
ственной выставки, открывшейся на Рождественке, — но кое-какие из перечисленных элементов бесспорно налицо. Выставка составлена, видимо, на-спех, без намеков на какую-либо систему, с зияющими пробелами (отсутствие, например, интереснейших работ И. Рабиновича), и с совер
шенно неощутимыми признаками какоголибо общего плана. О стороне внешней, о выставочной технике, не приходится и говорить: организовать выставку более небрежно, хуже „показать“ ее, чем это делается в полутемном и неприспособленном выставочном зале, кажется, невозможно:
Дать какую либо общую характеристику современного макета на основании материала выставки крайне затруднительно. Надо подождать другого, более подходящего случая. По существу же данной выставки ограничимся указанием одной черты, особенно выделяющейся.
Наше время, как известно, отмечается колоссальной ускоренностью процессов

ВО ВСЕХ

ЧЕТЫРЕХ СТОРОНАХ МОСКОВСКОГО ТЕАТРА
Московский Театр — особый город, рожденный из сердца Москвы. У него свои кремлевские ограды и своя Китай-стена.
Как и повсюду, и здесь четыре стороны: Север и Юг, Восток и Запад.
У севера — Большой, Малый и прочие аки. Здесь не согревают, но еще требуют отопления.
На востоке - „раскосые левые театры здесь беспокойно и мятежно, так, как это всегда бывает у восточных народов. (Вос
ток — это очаг переселений, религий, философий...)
У запада—больше всего театров: „Камерный Театр“ — у самых границ, и ближе „Театр Опереты“, „Театр б. Корш“ и т. д... и т. д...
Здесь очень много предметов, товаров и даже людей из Европы. Вероятно, главные кварталы — принадлежат богатым.
На Севере
Когда-то крепкие срубы, подъеденные червями. Тяжеловесные хоромы. Монументальные сооружения. Теплые шубы и меха
всех пород, от горностая до лисицы и зайца,—порядочно траченые молью. Грузные костюмы. В руках алебарды, мечи, кинжалы и сабли, стяги. Язык вялый, угрюмый.
Лица хмурые. Глаза полузакрыты...
И, наверное, отличный климат, так как люди сохраняют крепость здоровья, цвет лица и бодрость тела — до патриаршего возраста. Обычаи заменяют волнения размышлений, обряды — тревогу переживаний.
Охранять устои здесь умеют так упорно и стойко, как не везде умеют создавать новые основы.
Изо дня в день, из года в год, делают то же, что прежде них делали отцы, а еще раньше — деды.
В годовые праздники молодежь одевает новое платье, но в сущности — того же фасона.
О революциях здесь читали у Блоса, но и думать о них не любят.
Не к чему! Только с рельс свой покой
сводить!