она, вместе с тем, настоящую силу, увеличивает ли свой социальный удельный вес?
В этом смысле другой критик того-же журнала, Исламей, несколько охлаждает восторги Каратыгина:
Не все то ново, что написано в недавнее время, не все то ценно, что носит европейскую марку. Для нас это сомнительный патент доброкачественности... В этом отношении между нами и Западом — непроходимая пропасть... В нашем
сознании, сознании граждан РСФСР, искусство — хотя-бы такое на первый взгляд „абстрактное“
как музыка — воспринимается как оформление в художественном творчестве волнующих нас эмоций. А какой идеологией, каким классовым сознанием проникнуты эти эмоции — говорить не приходится.
На почве каких же эмоций пышным цветом взрастает „смелый“, „дерзновен
ный“ и пр. экспрессионизм всяких Шенбергов? Об этом довольно подробно живописует в той же „Жизни Искусства“ Андрей Белый, рассказывая о „быте“ Берлина последних дней.
Тут и немцы, и венцы, чехо-словаки, и шведы, и выходцы Польши, Китая, царской России, Японии, Англии — бледные молодые люди и спут
***
ницы их: бледные худощавые барышни с подведенными глазами, с короткими волосами перекисеводородного цвета, кокаинизированные по
клонницы модного в свое время мотива бостона,
изображающего „грезы опия“. Те и другие переполняют кафе в часы пятичасового чая. У стен — столики; за столиками — парочки кокаинно-утонченных мулаток, мулатов. Молодые люди встают; и со строгими, исступленными лицами, сцепившись с девицами, начинают — о нет, не вертеться — а угловато, ритмически поворачиваться и ходить, не произнося ни одного слова. В промежутках между „фокстротами“, „шимми“ и „тан
го“, на маленьком пространстве между столиков, появляется оголенная танцовщица-босоножка. Так пляшут одновременно в энном количестве кафэ; градация бесконечно разнообразных плясулен — маленьких, огромных, средних, приличных, полуприличных, вполне неприличных - развер
тывается перед изумленным взором современного обозревателя ночной жизни Берлина вплоть до огромных, битком набитых народных плясулен; все пляшут в Берлине: от миллиардеров до ра
бочих (?! Ред ), от семидесятилетних стариков и старух до семилетних младенцев, от миллиардеров до нищих бродяг, от принцесс крови до проститу
ток; вернее, не пляшут: священнейше ходят, через душу свою пропуская дичайшие негритянские ритмы.
Немудрено, что подстать такой „жизни дыбом“ и музыка может быть только— „дыбом“.
Государственных театральных техникумов сейчас в РСФСР очень незначительное количество: 7 — 8 не более.
Москва, Воронеж, Калуга, Ярославль, Саратов, Нижний-Новгород, Астрахань,— вот, кажется, и все города, где находятся театехникумы.
Профтеатр в провинции в подавляющем большинстве случаев убог, безрадостен и по „старинке“ халтурен, рабочие драмкружки далеко еще не окрепли и техни
чески совсем беспомощны, — вот почему театехникумы в прозинции естественно должны являться не только профтехни
ческой школой, но и учреждением, широко участвующим в культурной жизни своего
города, воспитывающим нового актера-общественника.
Являются ли такими учреждениями театехникумы РСФСР? Проверим это по отзы
вам местной прессы и по другим фактическим данным.
О Московском театехникуме, к сожалению, многого не скажешь. Когда в конце марта с. г. пишущий эти строки захотел ознакомиться с работою Мостеатехникума, то его взору прежде всего пере
стала на Смоленском рынке маленькая рукописная афиша, из которой явствовало, что своим постановочным „гвоздем“ этот техникум считает... пошлую французскую комедию „Дева неразумная“ (!).
Насколько сия „Дева“ репертуарно необходима, профтехнически-полезна и об
щественно-ценна, предоставляю судить Губ-и Глав профобрам.
Воронежский и Ярославский театехникумы, по всем данным, составля
ют в культурно-общественной жизни сзоих городов пустое место.
„Совершенно незаметна в жизни города деятельность театр-техникума“, — пишет о
Нижегородском театехникуме корреспондент в №11 „Нового Зрителя“.
О Саратовском театехникуме известно, пожалуй, лишь то, что он любит
кабарэ, о чем и сообщалось своевремен но в московских театр-журналах.
Крайне грустное впечатление (не только в общественном отношении, но и как профтехническая школа) оставляет, по сло
вам астраханской газеты „Коммунист“, Астраханский театехникум.
В этом смысле другой критик того-же журнала, Исламей, несколько охлаждает восторги Каратыгина:
Не все то ново, что написано в недавнее время, не все то ценно, что носит европейскую марку. Для нас это сомнительный патент доброкачественности... В этом отношении между нами и Западом — непроходимая пропасть... В нашем
сознании, сознании граждан РСФСР, искусство — хотя-бы такое на первый взгляд „абстрактное“
как музыка — воспринимается как оформление в художественном творчестве волнующих нас эмоций. А какой идеологией, каким классовым сознанием проникнуты эти эмоции — говорить не приходится.
На почве каких же эмоций пышным цветом взрастает „смелый“, „дерзновен
ный“ и пр. экспрессионизм всяких Шенбергов? Об этом довольно подробно живописует в той же „Жизни Искусства“ Андрей Белый, рассказывая о „быте“ Берлина последних дней.
Тут и немцы, и венцы, чехо-словаки, и шведы, и выходцы Польши, Китая, царской России, Японии, Англии — бледные молодые люди и спут
***
ницы их: бледные худощавые барышни с подведенными глазами, с короткими волосами перекисеводородного цвета, кокаинизированные по
клонницы модного в свое время мотива бостона,
изображающего „грезы опия“. Те и другие переполняют кафе в часы пятичасового чая. У стен — столики; за столиками — парочки кокаинно-утонченных мулаток, мулатов. Молодые люди встают; и со строгими, исступленными лицами, сцепившись с девицами, начинают — о нет, не вертеться — а угловато, ритмически поворачиваться и ходить, не произнося ни одного слова. В промежутках между „фокстротами“, „шимми“ и „тан
го“, на маленьком пространстве между столиков, появляется оголенная танцовщица-босоножка. Так пляшут одновременно в энном количестве кафэ; градация бесконечно разнообразных плясулен — маленьких, огромных, средних, приличных, полуприличных, вполне неприличных - развер
тывается перед изумленным взором современного обозревателя ночной жизни Берлина вплоть до огромных, битком набитых народных плясулен; все пляшут в Берлине: от миллиардеров до ра
бочих (?! Ред ), от семидесятилетних стариков и старух до семилетних младенцев, от миллиардеров до нищих бродяг, от принцесс крови до проститу
ток; вернее, не пляшут: священнейше ходят, через душу свою пропуская дичайшие негритянские ритмы.
Немудрено, что подстать такой „жизни дыбом“ и музыка может быть только— „дыбом“.
ПРОФОБРЫ И ТЕАТЕХНИКУМЫ
Государственных театральных техникумов сейчас в РСФСР очень незначительное количество: 7 — 8 не более.
Москва, Воронеж, Калуга, Ярославль, Саратов, Нижний-Новгород, Астрахань,— вот, кажется, и все города, где находятся театехникумы.
Профтеатр в провинции в подавляющем большинстве случаев убог, безрадостен и по „старинке“ халтурен, рабочие драмкружки далеко еще не окрепли и техни
чески совсем беспомощны, — вот почему театехникумы в прозинции естественно должны являться не только профтехни
ческой школой, но и учреждением, широко участвующим в культурной жизни своего
города, воспитывающим нового актера-общественника.
Являются ли такими учреждениями театехникумы РСФСР? Проверим это по отзы
вам местной прессы и по другим фактическим данным.
О Московском театехникуме, к сожалению, многого не скажешь. Когда в конце марта с. г. пишущий эти строки захотел ознакомиться с работою Мостеатехникума, то его взору прежде всего пере
стала на Смоленском рынке маленькая рукописная афиша, из которой явствовало, что своим постановочным „гвоздем“ этот техникум считает... пошлую французскую комедию „Дева неразумная“ (!).
Насколько сия „Дева“ репертуарно необходима, профтехнически-полезна и об
щественно-ценна, предоставляю судить Губ-и Глав профобрам.
Воронежский и Ярославский театехникумы, по всем данным, составля
ют в культурно-общественной жизни сзоих городов пустое место.
„Совершенно незаметна в жизни города деятельность театр-техникума“, — пишет о
Нижегородском театехникуме корреспондент в №11 „Нового Зрителя“.
О Саратовском театехникуме известно, пожалуй, лишь то, что он любит
кабарэ, о чем и сообщалось своевремен но в московских театр-журналах.
Крайне грустное впечатление (не только в общественном отношении, но и как профтехническая школа) оставляет, по сло
вам астраханской газеты „Коммунист“, Астраханский театехникум.