Можем пи мы надеяться на то, что РЕЖИС­ СЕР, ПОСТАНОВЩИК сделает в нынешнем се
зоне значительные успехи на пути уразумения драматурга, приближения к познанию его замы
сла, бережного и чуткого к нему отношения и его достойного театрального перевоплощения?
Можем ли мы надеяться на то, что АКТЕР справиться с задачей мобилизации своих внутренних актерских данных?
Можем ли мы надеяться, что постановщик поймет драматурга и что актер почувствует ма
териал — что РЕЖИССЕР И АКТЕР ВМЕСТЕ, тоесть — Театр — еще больше, чем раньше, приблизит
ся к углублению единственно-закономерных в настоящий момент РЕАЛИСТИЧЕСКИХ путей нашего современного советского театра?
И, наконец (что мы считаем самым важным для современного театра) — что театр поднимется до правильного, с точки зрения нашей пролетарской общественной морали, художественного выражения СВОЕГО ОТНОШЕНИЯ к материалу.
Мы решаемся с полной ответственностью на все эти вопросы ответить положительно.
Наблюдая процессы движения нашего театрального искусства за после-октябрьские годы, мы отмечаем такую последовательность.
Мы получили в наследство театр, представлявший собою очень сложно, тонко и с большой силой звучавший в прошлом инструмент. Нату
ралистический и реалистический театр, с одной стороны, и условный — с другой, стояли на вершинах театральных достижений.
Вместе с Октябрем в это тонкое и сложное искусство ворвался ПОЛИТИЧЕСКИЙ АГИТАТОР: новый театральный деятель, наша критика, новые театральные ростки и, наконец — новый драматург.
И единоборство между взлелеянным всем дооктябрьским прошлым театральной России утонченным и глубоким зрелищным искусством и законно-нетерпеливым политическим пропагандистом окрашивало все эти последние годы все происходившее на фронте советского театра.
Но постепенно театр и агитатор стали нащупывать пункты сближения между собой.
Театр рос общественно, агитатор культурно и художественно.
Театр познал и начинает творчески ощущать НАШЕ ВРЕМЯ и ЕГО ТРЕБОВАНИЯ, агитатор
почувствовал и начинает творчески познавать СУЩЕСТВО ИСКУССТВА, чувствовать особенно
сти художественного материала, значение формы, законы композиции и т. п.
Происходит некий органический процесс сближения и взаимного уразумения, растет взаимное уважение и понимание каждой стороной неотъемлемых прав другой. Пооктябрьский актив, новые люди, пришедшие в театр, многому научились за эти годы от театра, а театр под влиянием совет
ской действительности и выросшего в ней пооктябрьского актива, принял в себя, ассимилировал, сам переродившись, новые силы.
Предстоящий сезон является одним из тех, которые, как и два-три прошедших ближайших сезона, будут окрашены этой тенденцией высоко
полезной общественно ассимиляции ранее взаимно-отталкивавшихся полюсов. Такова наша эволюция.
И поэтому, при всех возможных отдельных срывах и ошибках нашего театра в наступающем сезоне, мы, с точки зрения БОЛЬШИХ ОБОБ
ЩЕНИЙ, имеем право на оптимизм, которым окрашена настоящая статья.
БОР. ВАКС


Музыка на эстраде


Музыкальный самогон. — Шансонетка и пионеры. — Кабацкие танцы. — Не только упадочность, но и разложение. — Музыкальная свалка. — Традиция заедает.
Эстрадная музыка делится на 3 группы: романсовая, танцевальная и куплетная.
В романсовой музыке преобладает так называемый «легкий жанр». В танцевальной — фок
строт, чарльстон и цыганочка. В куплетной — ералаш из различных «интимных» песенок и разухабистых романсов «с движениями»... все это подгоняется под один термин: музыкальный самогон.
В этом самогоне варится вся теперешняя эстрада. В этом самогоне, естественно, варится и зритель. Поставщики эстрадно-романсовой му
зыки почти все принадлежат к группе авторов легкого жанра. Они работают над продукцией, долженствующей вызвать у зрителя тот или иной «душевный» рефлекс.
И чтобы провести эту продукцию, мобилизуются все лучшие текстовики, работающие на эстраду.
Вальс Белейзона «Две собачки» канул бы в вечность; он уже был забыт, как всякий «дешевый вальс», но арранжировка этого вальса в ру
ках Кручинина с приложенными к нему словами «Кирпичики», сразу же вызвала нужный рефлекс. Никому ненужная музыка была протащена под
маркой «советских слов» в толщу рабочих и крестьянских масс. Она нашла себе дорогу в самые низы.
Характерно, что для «Кирпичиков» была взята самая слабая часть вальса, построенная на убогом примитиве, совершенно не отражающем преподносимых слов и сюжета. Слушая музыку
«Кирпичиков», вы отчетливо угадываете в самом себе упадочность, — сумму рефлексов, вызванных минорной пессимистической мелодией.
И вообще, вся романсовая эстрад-литература изобилует в большинстве своем упадочническими
тенденциями... «Популярная» теперь «Шахта № 3» того же Кручинина в своем припеве является крайне пессимистической по музыке, даже в том куплете, где революция победила.
— «Многое слыхала, многое видала, шааахта ноомер три».
И это не потому, что автор не может написать лучше, а потому, что этот примитивный мотивчик ласкает слух сентиментальных гражданок, го
родской и деревенской обывательщины, что эта вещь отвечает обывательскому спросу и финансово-рентабельна. Если взять других музыкальных авторов «легкого жанра», то мы увидим в их