БУДУЩЕЕ — НАШЕ!


Нередко приходится слышать упреки по адресу советской драматургии в национальной ограниченности, в отсутствии международной убедительности художественных образов советской сце
ны. А, между тем, казалось бы, национальная ограниченность находится в непримиримом противоречии со всем укладом нашей жизни, с це
левой установкой нашего социалистического строи
тельства и, наконец, с ролью гегемона нашего пролетариата в мировом революционном движении.
Это противоречие найдет свое разрешение, когда мы вспомним, что именно Октябрь силою вещей и замкнул нашу драматургию в национальные рамки. Революция выдвинула ряд глубочай
ших проблем, ответа на которые требует сама жизнь, а не только идеологические запросы. Быт учащейся молодежи, кадры которой сформированы из совершенно свежего социального материала рабочих и крестьян; советский строй и своеобразная увязка в нем широкого массового актива с техническими и научными силами страны; служебная, подчиненная, а не командующая роль интеллигенции при неслыханном просторе для ее творческих сил; коммунистическая партия, объединившая миллион-другой людей железной дисциплиной мысли, эмоции, воли и действия, и, наконец, Советский Социалистический Союз, как новый мировой центр социальной и экономиче
ской политики, к которому тяготеют сотни мил
лионов трудящихся капиталистических стран и угнетенные национальности колоний. Уже один
этот перечень дает наглядное представление о том колоссальном сдвиге в нашем быте, который поневоле замыкает мысль и поиски автора в национальный круг, даже когда тематически он вы
ходит за его пределы. Вот почему ищут темы и нащупывают новые формы творчества, само
стоятельно и в резком отрыве от аристократических и эстетных, а чаще рыноч
ных традиций буржуазного творчества, расчитанного на ограниченный круг утонченных, натасканных потребителей, — это в лучших художе
ственных произведениях, — или на широкий рынок обывательского средостения, — это в вульгарных потакательствах утробным инстинктам обывательщины и мещанства.
Стоит вспомнить ряд пьес, поставленных на нашей сцене, от агиток и до художественных произведений, от пьес для больших культурных теат
ров и до инсценировок для клубных подмостков, чтобы понять все своеобразие, всю свежесть мно
гочисленных попыток, направленных в своих исканиях по ярко-реалистическому руслу.
Действительность так неожиданна, так величава, так своеобразна и так нова, что перекрывает
самую смелую фантазию индивидуального вдохновения. Буржуазная эстетика, построенная на мнимом отрыве от целевой практической ориентировки, обуславливающая эстетическое восприятие строгой и обязательной изоляцией его от бое
вых и деловых запросов, потерпела у нас на практике явное крушение перед лицом революци
онной действительности. Как бы ни расходились в своих взглядах наши художественные критики, к какой бы школе и направлению ни принадле
жал наш актер или художник, — никому в голову не придет строить эстетическое воздействие на массы в отрыве от живого общения искусства с задачами дня, которые в наших условиях вырастают в задачи эпохи.
Буржуазный художник и автор ищет вдохновения вне будничных тревог, его эстетика поневоле построена на мнимой изоляции от практи
ческой увязки индивида с реальным моментом, ибо этот реальный момент обращен против самого существования буржуазии: в реальном моменте, взятом в подлинно художественном отражении, буржуазный зритель должен будет прочесть смерт
ный приговор своему классу и самому смыслу своего существования. Уход от действительности
в воображаемый мир, подмена реального жизнечувствия мистическим, конкретного восприя
тия символическим — повелительно диктуются классовыми интересами буржуазии.
Если революционный пролетариат, поставивший перед собою задачу мирового переворота, и в плане этой великой задачи выполняющий свою повседневную работу — черпает именно в живой дей
ствительности свои эстетические восторги, если отсутствие этой действенной радости для него означало бы разочарование, упадок духа, утрату ударного подъема и уход от классовой солидарно
сти и от своей исторической позиции, — то для буржуазного класса, в его мировой борьбе с проле
тариатом, увязка художника с действительностью в реалистическом охвате означает измену художника своему классу.
Искусство — классово, но при всей заостренности своего классового характера, силу свою оно вынуждено строить на «общечеловеческом» при
знании, т.-е. на художественном воздействии и на другие классы. Чем больше сил у художественно
го изображения, тем оно социально убедительнее и тем шире круг его воздействия.
Пролетарские художники, подслушивающие в повседневных, будничных, тихих шагах нашего строительства громовый ход величавых событий и бодрый, боевой марш величайшего идеала человечества-коммунизма, не имеют нужды отры
ваться от жизни и подменять прекрасную в своих исторических перспективах действительность