Театр (6) Корш
Джума Машид “
Оформление П. Кузнецова
Варроу — Владиславский
фантастика НА ДЕТСКОЙ СЦЕНЕ
От книжки к театру
Когда говоришь о детском театре и о правильной установке его, невольно боишься повторить в нем опыт и историю детской книжки. Томная история! И но распутанная до последней нитки даже в наши дни.
«От прошлого, — гласит официальный документ Наркомпроса, — мы унаследовали большое количество литературы для детей. Однако, огром
ная часть этого наследства для нас совершенно неприемлема, в корне противоречит нашим задачам воспитания».
Огромная часть...
«Используя художественную литературу прошлого, беря из нее все самое ценное, мы, однако, отбрасываем целиком произведения, проникнутые мистикой, верой в бога и чудеса, проповедующие монархизм, национальную вражду, шо
винизм, право сильных народностей угнетать народности слабые. Для нас неприемлема, лите
ратура, проповедующая пассивность, примирение со злом, долготерпение, преклонение перед богатством, внешностью, силой».
Даже о проповеди «монархизма» вставлено. В момент, когда писался этот документ, — а начали писать его чуть-ли не три года назад, — вопрос о «монархизме» в детской книжке был не пустым
вопросом. «Монархизм» в детской литературе процветал. Не прямо, а — просачиваясь через старую волшебно-монархическую сказку.
Недаром и документ подчеркивал:
Волшебные сказки мы считаем вредными: они мешают ребенку разобраться и окружающем, развивают суеверия, действуют на его нервы, вызывая чувство страха, питая нездоровую фантастику, притупляя чувство реальности».
Как видите, здесь целый катехизис, только— негативно сделанный. И основной удар приходят
ся но мистике, фантастике и по волшебной сказке.
Относительно последней, впрочем, есть оговорка:
«Надо работать над созданием новой детской литературы» (речь идет о форме). Но «наряду с этим, важно научать особенности народной сказки, художественные, приемы, делающие эту сказку близкой ребенку (напр., простота и схематичность сюжета и характера героев, коммуля
тивность, ритмичность и проч.). Необходимо использовать эти приемы при создании новой детской книжки, реалистической по содержанию»...
Можно, конечно, спорить о том, допустимо ли полное сближение меж детской книжкой и дет
ским театром. Опор здесь, во всяком случае, пойдет по линии волшебной сказки и фантастики. Возможно ли существование гонимой из детской книжки фантастики на детской сцене.
О одной стороны, как будто — да. Фантастика вредна для малышей, а малышей едва-ли педа
гогично воспитывать сценически-иллюзорно, и малыши — только случайные посетители театра. Что же касается школьников и подростков, то они уже в состоянии отличать реальность от сказки и для них момент фантастики не столь опасен.
Да, но ведь, с другой стороны — впечатляемость сценического зрелища значительно сильное впе
чатляемости изобразительной (рисунок), не говоря уже о слуховой (чтение взрослыми вслух). Не
даром же репертуарные соображения всегда серьезнее литературных. Допущение фантастики на детской сцене было бы, пожалуй, еще менее «приемлемо», нежели вчерашний культ волшебной сказки в детской книжке.
Опор между «да» и «но» явно невыгоден фантастике. Решение здесь, как и с фантастикой в деткнижие, могло бы быть лишь компромиссное. To-есть: использовать и на театре сказку — только как прием. Да — но: поскольку сказка говорится, а не ставится — попробуйте ее «использовать».
Остается... то, что остается: нет. Детский театр, как и деткнижку, нужно решительно эмансипировать от волшебств.
Борьба здесь будет столь же неприятна, как и с книжкой. Если по пути к реальной книжке приходилось перешагивать через трупы авторов, художников, родителей и целых издательств, то
будет в меру драк и по пути к реалистическому детскому театру. Косность самого театра, и особенно режиссера, думается, первой ляжет на этом
пути. Придется в жертву принести и еще коечьи застарелые мозоли иллюзии.
Как бы то ни было, операцию произвести необходимо. И — скорее.
Н. ЧУЖАК
Джума Машид “
Оформление П. Кузнецова
Варроу — Владиславский
фантастика НА ДЕТСКОЙ СЦЕНЕ
От книжки к театру
Когда говоришь о детском театре и о правильной установке его, невольно боишься повторить в нем опыт и историю детской книжки. Томная история! И но распутанная до последней нитки даже в наши дни.
«От прошлого, — гласит официальный документ Наркомпроса, — мы унаследовали большое количество литературы для детей. Однако, огром
ная часть этого наследства для нас совершенно неприемлема, в корне противоречит нашим задачам воспитания».
Огромная часть...
«Используя художественную литературу прошлого, беря из нее все самое ценное, мы, однако, отбрасываем целиком произведения, проникнутые мистикой, верой в бога и чудеса, проповедующие монархизм, национальную вражду, шо
винизм, право сильных народностей угнетать народности слабые. Для нас неприемлема, лите
ратура, проповедующая пассивность, примирение со злом, долготерпение, преклонение перед богатством, внешностью, силой».
Даже о проповеди «монархизма» вставлено. В момент, когда писался этот документ, — а начали писать его чуть-ли не три года назад, — вопрос о «монархизме» в детской книжке был не пустым
вопросом. «Монархизм» в детской литературе процветал. Не прямо, а — просачиваясь через старую волшебно-монархическую сказку.
Недаром и документ подчеркивал:
Волшебные сказки мы считаем вредными: они мешают ребенку разобраться и окружающем, развивают суеверия, действуют на его нервы, вызывая чувство страха, питая нездоровую фантастику, притупляя чувство реальности».
Как видите, здесь целый катехизис, только— негативно сделанный. И основной удар приходят
ся но мистике, фантастике и по волшебной сказке.
Относительно последней, впрочем, есть оговорка:
«Надо работать над созданием новой детской литературы» (речь идет о форме). Но «наряду с этим, важно научать особенности народной сказки, художественные, приемы, делающие эту сказку близкой ребенку (напр., простота и схематичность сюжета и характера героев, коммуля
тивность, ритмичность и проч.). Необходимо использовать эти приемы при создании новой детской книжки, реалистической по содержанию»...
Можно, конечно, спорить о том, допустимо ли полное сближение меж детской книжкой и дет
ским театром. Опор здесь, во всяком случае, пойдет по линии волшебной сказки и фантастики. Возможно ли существование гонимой из детской книжки фантастики на детской сцене.
О одной стороны, как будто — да. Фантастика вредна для малышей, а малышей едва-ли педа
гогично воспитывать сценически-иллюзорно, и малыши — только случайные посетители театра. Что же касается школьников и подростков, то они уже в состоянии отличать реальность от сказки и для них момент фантастики не столь опасен.
Да, но ведь, с другой стороны — впечатляемость сценического зрелища значительно сильное впе
чатляемости изобразительной (рисунок), не говоря уже о слуховой (чтение взрослыми вслух). Не
даром же репертуарные соображения всегда серьезнее литературных. Допущение фантастики на детской сцене было бы, пожалуй, еще менее «приемлемо», нежели вчерашний культ волшебной сказки в детской книжке.
Опор между «да» и «но» явно невыгоден фантастике. Решение здесь, как и с фантастикой в деткнижие, могло бы быть лишь компромиссное. To-есть: использовать и на театре сказку — только как прием. Да — но: поскольку сказка говорится, а не ставится — попробуйте ее «использовать».
Остается... то, что остается: нет. Детский театр, как и деткнижку, нужно решительно эмансипировать от волшебств.
Борьба здесь будет столь же неприятна, как и с книжкой. Если по пути к реальной книжке приходилось перешагивать через трупы авторов, художников, родителей и целых издательств, то
будет в меру драк и по пути к реалистическому детскому театру. Косность самого театра, и особенно режиссера, думается, первой ляжет на этом
пути. Придется в жертву принести и еще коечьи застарелые мозоли иллюзии.
Как бы то ни было, операцию произвести необходимо. И — скорее.
Н. ЧУЖАК