Вот попытка частичной рецептуры современной драмы. Поскольку маски и тра
фареты на театре всегда были и будут — и эти маски, и эти трафареты охраняются для меня законом театрального равноправия. Но этот закон не освобождает их от дегенерации, не запрещает им... вырождаться. Впрочем — есть основания предполагать, что совсем недалек тот час, когда они станут достоянием историка драмы.
А если и вернуться — то для того, чтобы углубить их, наполнить новым содержанием — усовершенствовать, быть может— до неузнаваемости.
Я знаю, что еще совсем недавно они были нужны и вполне законны в своем
появлении; но знаю также, что драматурги, впервые создавшие их, уже к ним не вернутся.
Маска, трафарет, штамп, выкройка, сделанная профессиональным мастером драмы, чрезвычайно удобны для „домашних хозяев от драматургии“. И мы еще не раз будем видеть актеров, влезших в эти маски Миллиардеров и Сыщиков, до тех пор, пока не найдется человек, который сумеет со
брать их — раз и навсегда — в одну театральнейшую опереточную процессию — для веселых похорон,
ЯКОВ АПУШКИН
магазина строжайше подчиняются (в силу естественной „мимикрии“) общему коло
риту современного города, — вынужденного экономить на раскраске, вырабаты
вать мягкие, спокойные тона, чтобы хоть несколько оберечь переутомляемое городской сутолокой зрение.
А раскрашенных с „эстетической“ целью автомобилей и машин этаким „пукетами“ — никто не видал ни на улицах города, ни в поле, ни под крышей завода...
☛
В последнем номере „7 дней MKT“ реферируется работа Фернанда Леже об эстетике машины. Эстетическая схе
ма автора раскрывается в следующем отрывке:
„Движение к полезному не исключает появления прекрасного“.
В этом смысле чрезвычайно интересна эволюция автомобиля. Чем больше приближался авто
мобиль к своим полезным целям, тем прекраснее становился он. Когда вначале вертикальная линия господствовала над конструкцией автомо
биля, он был безобразен; говорили: „это карета без лошадей“. Когда же, вследствие требований скорости, автомобиль снизился и удлинился, когда в его конструкции стали доминировать горизонтальные линии, сама машина стала прекрасной“.
„Однако, из этого нельзя сделать общего вывода, что всякое приближение вещи к ее утилитарным целям влечет за собой увеличение элемента „прекрасного“.
И из тисков этого самодавлеющего „прекрасного“ так и не удается вырваться ни французскому автору, ни, как известно... Камерному театру.
Леже упорно хочет сцепить новую эстетику машины с старой, традиционной „иррациональной“ эстетикой. По его словам, фабрикант озабочен
украшением предметов, служащих одним только утилитарным целям. Даже земледельческая ма
шина становится приятным персонажем и одевается как бабочка или тропическая птичка. Краска — столь необходимая и жизненная потребность, что всюду она завоевывает свои права“.
Это называется — покупать нужный вывод какой угодно ценой. Потому что раскраска машины или колорит витрины
„Рабочий Зритель“ выдвигает агитационную сторону того искусства, в окружении которого строится наша новая культура. Рабочий класс
идет в театр и ищет там ответа на некоторые запросы, но вместо него находит старые, отжившие, неподвижные понятия или пустые, без
душные и без содержания формулы. К этому советское государство не может относиться пассивно. Оно должно каждому театральному
зрелищу ставить вопрос: насколько это зрелище отвечает задачам нашей эпохи ?
Ясно для всех, что театр является могучим оружием в деле оформления у человека более полного мировоззрения. Не пора ли это оружие взять в свои руки?
Вот почему мы не в особенном восторге, когда узнаем, что, напр., МГСПС уда
лось добиться расширения рабочей полосы в зрительном зале того или другого „центрального“ театра.
***
„Рампа“ становится не на шутку органом... имажинизма! В № 21 на стр. 4-й читаем:
С глубоким прискорбием имажинизм должен сказать театру: учись законам, лежащим в твоем собственном искусстве, а не чужим...
***
фареты на театре всегда были и будут — и эти маски, и эти трафареты охраняются для меня законом театрального равноправия. Но этот закон не освобождает их от дегенерации, не запрещает им... вырождаться. Впрочем — есть основания предполагать, что совсем недалек тот час, когда они станут достоянием историка драмы.
А если и вернуться — то для того, чтобы углубить их, наполнить новым содержанием — усовершенствовать, быть может— до неузнаваемости.
Я знаю, что еще совсем недавно они были нужны и вполне законны в своем
появлении; но знаю также, что драматурги, впервые создавшие их, уже к ним не вернутся.
Маска, трафарет, штамп, выкройка, сделанная профессиональным мастером драмы, чрезвычайно удобны для „домашних хозяев от драматургии“. И мы еще не раз будем видеть актеров, влезших в эти маски Миллиардеров и Сыщиков, до тех пор, пока не найдется человек, который сумеет со
брать их — раз и навсегда — в одну театральнейшую опереточную процессию — для веселых похорон,
ЯКОВ АПУШКИН
магазина строжайше подчиняются (в силу естественной „мимикрии“) общему коло
риту современного города, — вынужденного экономить на раскраске, вырабаты
вать мягкие, спокойные тона, чтобы хоть несколько оберечь переутомляемое городской сутолокой зрение.
А раскрашенных с „эстетической“ целью автомобилей и машин этаким „пукетами“ — никто не видал ни на улицах города, ни в поле, ни под крышей завода...
☛
В последнем номере „7 дней MKT“ реферируется работа Фернанда Леже об эстетике машины. Эстетическая схе
ма автора раскрывается в следующем отрывке:
„Движение к полезному не исключает появления прекрасного“.
В этом смысле чрезвычайно интересна эволюция автомобиля. Чем больше приближался авто
мобиль к своим полезным целям, тем прекраснее становился он. Когда вначале вертикальная линия господствовала над конструкцией автомо
биля, он был безобразен; говорили: „это карета без лошадей“. Когда же, вследствие требований скорости, автомобиль снизился и удлинился, когда в его конструкции стали доминировать горизонтальные линии, сама машина стала прекрасной“.
„Однако, из этого нельзя сделать общего вывода, что всякое приближение вещи к ее утилитарным целям влечет за собой увеличение элемента „прекрасного“.
И из тисков этого самодавлеющего „прекрасного“ так и не удается вырваться ни французскому автору, ни, как известно... Камерному театру.
Леже упорно хочет сцепить новую эстетику машины с старой, традиционной „иррациональной“ эстетикой. По его словам, фабрикант озабочен
украшением предметов, служащих одним только утилитарным целям. Даже земледельческая ма
шина становится приятным персонажем и одевается как бабочка или тропическая птичка. Краска — столь необходимая и жизненная потребность, что всюду она завоевывает свои права“.
Это называется — покупать нужный вывод какой угодно ценой. Потому что раскраска машины или колорит витрины
„Рабочий Зритель“ выдвигает агитационную сторону того искусства, в окружении которого строится наша новая культура. Рабочий класс
идет в театр и ищет там ответа на некоторые запросы, но вместо него находит старые, отжившие, неподвижные понятия или пустые, без
душные и без содержания формулы. К этому советское государство не может относиться пассивно. Оно должно каждому театральному
зрелищу ставить вопрос: насколько это зрелище отвечает задачам нашей эпохи ?
Ясно для всех, что театр является могучим оружием в деле оформления у человека более полного мировоззрения. Не пора ли это оружие взять в свои руки?
Вот почему мы не в особенном восторге, когда узнаем, что, напр., МГСПС уда
лось добиться расширения рабочей полосы в зрительном зале того или другого „центрального“ театра.
***
„Рампа“ становится не на шутку органом... имажинизма! В № 21 на стр. 4-й читаем:
С глубоким прискорбием имажинизм должен сказать театру: учись законам, лежащим в твоем собственном искусстве, а не чужим...
***