ПРОГУЛКА В ПЕТЕРГОФ

МУЗЫКА

Парк. Дворцы. Аллеи. Статуи. Клумбы. Стриженный газон. Тень. Просветы синеватые На балтийский горизонт.
От фонтанов лепет веющий.
Чистый воздух льется в грудь. О, когда не здесь, то где еще Можно лучше отдохнуть? Позабыты „исходящие“ И „входящие“ дела.
Чу! Над лиственною чащею Шелест птичьего крыла... Оживает сердце заново.
Что ни угол — то музей...
Ни пивных, ни гвалта пьяного, Ни соседей, ни друзей.
Так мечтал я, в нетерпении, Устремляясь на вокзал.
Было утро. Воскресение. Как доехал, как попал
В поезд — в месиво консервное. Как потом остался жить...
Нет, не надо... Спазмы нервные Мне мешают изложить.
Море. Парк. В аллеях личики Безнадзорной детворы.
„Шкет“, горланящий „Кирпичики“ У березовой коры.
Драка. Выкрики мятежные. Мусор. Смятая трава.
И родные, неизбежные „Трехъэтажные“ слова.
Под столетними деревьями, — Вот он, — милый Ленинград, — Разместившийся кочевьями, Точно скиф или номад.
Обыватель с пивом, водкою, Колбасою, огурцом,
И расхлябанной походкою, И лоснящимся лицом.
Марья Саввишна с „контурами“ Сквозь купальное „дессу“.
Петр Ильич с бровями хмурыми И багрянцем на носу.
Сидор Карпович „надрызгался И налег на „закусон“...
Ты чего для них разбрызгался, Глупый бронзовый „Самсон“? О, картина, столь знакомая! Ведь повсюду, каждый час, Эти сцены вижу дома я Без иллюзий и прикрас.
Ведь от них ищу убежище На „Музейном“ берегу.
О, когда не здесь, то где-ж еще Я найти его могу?!
Я бы в глушь бежал обиженно. Глубь таежная глуха.
Сам бы там построил хижину Из валежника и мха.
Но, боюсь, — и там послышится За корявым, старым пнем :
„Хорошо на воле дышится... Ну , — еще раз „дербанем“!
Дм. Цензор
ПРИВЫЧКА
— А хорошо бы по этому пляжу трамвай провести!
— Да тут-же много народу! Передавит всех!
— Ничего. Мы привычны. Вагоновожатые — мы!
— Что-то седни супчик не закипает.
— Да, должно, дрова сырые у Электротока попались?
Гулянье в Саду Трудящихся подходило к концу. Два оркестра музыки по очереди играли всякие музыкальные номера.
Семен Перетыкин, бывший слегка на взводе, ходил по аллеям со своим другом Петькой и, прислушиваясь к музыке, рассуждал:
— Ах, Петька, до чего это на меня музыка действует! Прямо, душа на распашку идет. Слушаю ее и чувствую, вот в самой грудке чувствую, что я, дескать, свободный гражданин!
— Да уж, музыка, это, конешно, — согласился Петька.
— И все, дескать, прошлое ушло безвозвратно и не вернется никогда. Осиновый кол на могилу ему!.. Да вот, вот раскрой ухо-то! У-ух, до чего отлично играют! В драку, в самое пекло, полезу под эти звуки-то... Так ура и хо
чется закричать. Чувствую нашу новую музыку!.. Пойду я, Петя, музыкантов этих похвалю, перецелую в поганые их морды. Ф-ф-фу, слезу аж у меня прошибли.
Перетыкин подошел к отдыхающему оркестру. Флейтисты разбирали ноты, басы отирали пот со лбов.
— Здорово, ребята! — крикнул Перетыкин. — Ну и роскошно-же вы, сволочи, играете! Софроныч и ты туточка?
— С осени в музыкальном кружке состою, — сказал гобой в клетчатой кепке. — Э-э-э... да тут вон и Савенко, и Егорчук, и Ручкин...
— Ну, да! — сказал дирижер. — Все-ж свои ребята из музкружка.
— Так я и думал, — проговорил Перетыкин. — Потому, очень вдумчиво уж вы исполняете. Свое, родное, конешно. Чего это псследнее-то исполняли? До сих пор душа болит. Насвистите мне, ребята, этот мотивчик.
— Какой это мотивчик? — сказал бас, перевертывая ноты. — Последним, мы „Преображенский марш“ играли.
— Преображенский?! — ахнул Перетыкин. — Это, еще тот, который при царе... — Ну, да, который... Потом „Дунайские волны“ играли, вон издание 1908 года, затем „Польку-бабочку“, „Хиеватту“.
— „Польку-бабочку“, „Хиеватту“, — повторял Перетыкин. — Черти! Да что-ж это такое?! Да, я думал, это, что наше, новое... Да это выходит я под „Полькубабочку“ слезу пущал?!
— Не ты один, — усмехаясь, сказала вольторна, выливая из трубы слюну.— Вон, у меня и труба от такого репертуара плачет. Обидно ей. — Обидно?
— А как-же! Труба-то советского производства, выпуска 26 года, а ноты... Ноты, унеси мою печаль! Нет новых-то! Не пишут чего-то композиторы... Дирижер постукал палочкой. — Венский вальс, № 208!
Перетыкин сплюнул и пошел прочь.
Вл. Тоболяков

ПО СТАРОЙ ПРИВЫЧКЕ

Электротехнический трест выпускает в ближайшее время 5.000 электроприборов новой конструкции.
По цене эти приборы будут вполне доступными на
селению. (Из газет)Рисунок Г. Эфроса