ѴI.
Свадьбу Луши Обуваловой и Данилы Авксентьевича отпраздновали вскорѣ по
слѣ сговора. Счастливый и торжествующій женихъ все быстро приготовилъ.
Помѣщеніе для молодыхъ въ его собственномъ домѣ, въ городкѣ, лежавшемъ на большей рѣкѣ, верстахъ въ пятистахъ отъ постоялаго двора Обувалова, было такое, какого даже не ожидала сама не
вѣста, увѣренная въ томъ, что „немилый“, получившій ее, не уронитъ себя въ грязь.
Домикъ былъ деревянный, но могучаго „вѣкового“ дерева, съ мезониномъ и большимъ дворомъ, какъ крѣпость, окруженнымъ еще болѣе вѣковыми службами, сараями, амбарами. Въ семи верстахъ отъ города, на винномъ заводѣ Данилы Авк
сентьевича, въ красивой холмистой мѣст
ности, на быстрой и холодной рѣчкѣ,
была „заимка“ для „лѣтняго пребыванія хозяевъ“, какъ выражались на заводѣ. На заимкѣ все было устроено для раз
веденія скота, птицы, овощей, и даже недурной пчельникъ.
Все это благополучіе досталось Данилѣ Авксентьевичу отъ „родителя“, умершаго лѣтъ пять передъ этимъ. Старушка мать Данилы, всю жизнь боявшаяся «до трясе
нія», какъ она сама выражалась, супруга, послѣ смерти его такъ же почти стала бояться единственнаго сына, котораго на
зывала своимъ соколикомъ. Соколикъ, несмотря на его мягкость обходительнаго
человѣка, былъ „выжига“, какъ полагали въ округѣ, и такъ же строго слѣдилъ за „хозяйственнымъ обзаведеніемъ папень
ки“, какъ и за источникомъ своего благополучія, виннымъ заводомъ. И „маменька“ была такая же „слуга“ соколика, наблю
дающая за этимъ „обзаведеніемъ“, какъ чужой человѣкъ, управляющій заводомъ.
Такъ же на нее покрикивалъ соколикъ, такъ же держалъ въ черномъ тѣлѣ. А
она вздыхала, кряхтѣла отъ хлопотъ и только иногда, не безъ оттѣнка какой-то гордости за сына, жаловалась знакомымъ кумушкамъ:
— За каждую индюшечку передъ нимъ отвѣчай! Пойдетъ: „маменька да маменька, единственный я у васъ, или нѣтъ? Мож

Золотыя розсыпи.

РОМАНЪ.
(Продолженіе).