Выставка немецкого искусства.
Кампендонк.
Достаточно сравнить его более раннюю работу, эскиз на тему „Кольца Нибелунгов , которую каталог с известной оговоркой приписывает художнику, чтобы этот процесс художественного оскудения стал ясным: эскиз написан горячо и смело, он полон колористических тонкостей, его фигуры купаются в золотистых лучах старого искусства; более законченные „Поющие девушки 1 (1876), написанные во Флоренции, кажутся лишенными жизни и убедительности. Мы можем только радоваться, что отсутствие больших проработанных вещей лишает нас возможности провести подобную печальную параллель для Менцеля; он представлен на вы
ставке двумя очаровательными этюдами, в которых, правда, уже сказался опыт его парижского пребывания: веселыми и остроумными „Цыганами и идилличес
ким уголком Люксембургского сада (1876 г. масло); вполне помня о том, что и тема и исполнение были в значительной
мере предуказаны более ранней „Музыкой в Тюльери (1862) Эдуарда Мане, не перестаешь ценить этот крохотный этюд столь полный существенных наблюдений и вдумчивого изучения.
Искусство Менцеля, в особенности его ранней поры, возвращает нас на здоровую и крепкую почву художественного реализма; естественным будет переход к ра
ботам Лейбля, Либермана и его группы. В Лейбле Германия имеет своего самого красивого живописца; в его творчестве можно различать ряд манер, их уровень не всегда одинаков, но в стиле работ Лейбля можно выделить вещи несомненного благородства, естественной и сдержанной простоты, великолепного технического ма
стерства; фигурирующий на выставке со знаком вопроса „Читающий мужчина не
являет черт типичных для художника; разница фактуры, трактовки красочной поверхности, слишком разительна; не будем, однако, забывать, что перед нами незакон
ченное произведение, где лишь верхняя часть фигуры — голова, плечи—подверг
лись более тщательной проработке; все остальное не завершено: это, в сущности, суммарно брошенные, размазанные ножом, бывшие на палитре художника краски; какая-то случайность помешала художнику продолжать работу и, чтобы не оставлять
белые пятна полотна, он наспех покрыл, их имеющимися на палитре красками. Нельзя, однако, отрицать, что при всей ее эскизности и явственной незаконченности, работа производит жизненное впе
чатление и выдает уверенную и опытную руку. Два прекрасных портретных офорта Лейбля позволяют составить о мастере более полное впечатление.
Либермаи представлен двумя большими пастелями, рядом рисунков и офортов.
Это случайное преобладание графики над живописью быть может даже на пользу художнику; живопись Либермана, как и живопись Серова, не радует; этот умный мастер прошел хорошую французскую и голландскую школу, воспринял импресионизм, усвоил проблемы, выдвигавшиеся современностью; подобно Серову он обла
дает зоркостью, меткостью характеристики, энергией и остротой языка; подобно Се
рову он лишен красочного очарования: что-то тусклое, „серое , сухое свойственно его красочной материи. Заметим удачную пастель „Сидящая девушка , рисунок
Женщина и зверь.
Кампендонк.
Достаточно сравнить его более раннюю работу, эскиз на тему „Кольца Нибелунгов , которую каталог с известной оговоркой приписывает художнику, чтобы этот процесс художественного оскудения стал ясным: эскиз написан горячо и смело, он полон колористических тонкостей, его фигуры купаются в золотистых лучах старого искусства; более законченные „Поющие девушки 1 (1876), написанные во Флоренции, кажутся лишенными жизни и убедительности. Мы можем только радоваться, что отсутствие больших проработанных вещей лишает нас возможности провести подобную печальную параллель для Менцеля; он представлен на вы
ставке двумя очаровательными этюдами, в которых, правда, уже сказался опыт его парижского пребывания: веселыми и остроумными „Цыганами и идилличес
ким уголком Люксембургского сада (1876 г. масло); вполне помня о том, что и тема и исполнение были в значительной
мере предуказаны более ранней „Музыкой в Тюльери (1862) Эдуарда Мане, не перестаешь ценить этот крохотный этюд столь полный существенных наблюдений и вдумчивого изучения.
Искусство Менцеля, в особенности его ранней поры, возвращает нас на здоровую и крепкую почву художественного реализма; естественным будет переход к ра
ботам Лейбля, Либермана и его группы. В Лейбле Германия имеет своего самого красивого живописца; в его творчестве можно различать ряд манер, их уровень не всегда одинаков, но в стиле работ Лейбля можно выделить вещи несомненного благородства, естественной и сдержанной простоты, великолепного технического ма
стерства; фигурирующий на выставке со знаком вопроса „Читающий мужчина не
являет черт типичных для художника; разница фактуры, трактовки красочной поверхности, слишком разительна; не будем, однако, забывать, что перед нами незакон
ченное произведение, где лишь верхняя часть фигуры — голова, плечи—подверг
лись более тщательной проработке; все остальное не завершено: это, в сущности, суммарно брошенные, размазанные ножом, бывшие на палитре художника краски; какая-то случайность помешала художнику продолжать работу и, чтобы не оставлять
белые пятна полотна, он наспех покрыл, их имеющимися на палитре красками. Нельзя, однако, отрицать, что при всей ее эскизности и явственной незаконченности, работа производит жизненное впе
чатление и выдает уверенную и опытную руку. Два прекрасных портретных офорта Лейбля позволяют составить о мастере более полное впечатление.
Либермаи представлен двумя большими пастелями, рядом рисунков и офортов.
Это случайное преобладание графики над живописью быть может даже на пользу художнику; живопись Либермана, как и живопись Серова, не радует; этот умный мастер прошел хорошую французскую и голландскую школу, воспринял импресионизм, усвоил проблемы, выдвигавшиеся современностью; подобно Серову он обла
дает зоркостью, меткостью характеристики, энергией и остротой языка; подобно Се
рову он лишен красочного очарования: что-то тусклое, „серое , сухое свойственно его красочной материи. Заметим удачную пастель „Сидящая девушка , рисунок
Женщина и зверь.