Отрѣзанный ломоть.


Молодой человѣкъ и изъ новенькихъ
Въ городокъ нашъ на службу попалъ,
—Здѣсь привыкли мы видѣть здоро
венькихъ, Онъ-же сильно у насъ исхудалъ.
Да еще бы! трудится, старается
И покою себѣ на даетъ,
Все волнуется, всѣмъ раздражается И нашъ городъ отсталымъ зоветъ.
А у насъ вѣдь такъ много хорошаго: Воздухъ чистъ, тишина, благодать, И мясное и рыбное дешево,—
Право, лучшаго трудно желать
Есть и общество — люди съ значеніемъ,— Каждый вечеръ — у нихъ преферансъ,
Женскій полъ съ свѣтскимъ есть об
ращеніемъ:
Могутъ гостя занять, спѣть романсъ... Мы сначала на пульку съ любовію, На закусочки звали его,—
Онъ за карты насъ предалъ злословію, На закускахъ не пилъ ничего;
Про дѣвицъ говорилъ, что съ сюжетами Слишкомъ бѣденъ у нихъ разговоръ,— Чудаками насъ назвалъ отпѣтыми
И для насъ сталъ чужимъ онъ съ тѣхъ
поръ.
что-жъ корпи за письмомъ или чтеніемъ, Разрушая занятьями плоть,
А для насъ со своимъ направленіемъ Ты отрѣзанный, братецъ, ломоть!
Дядя Пахомъ
(Анекдотъ новый для тѣхъ, для кого онъ не старый: его можно примѣнятъ ко всему въ
жизни).
Къ помѣщику, живущему въ Петроградѣ, является приказчикъ одного изъ имѣ
ній его находящагося въ Малороссіи. Приказчикъ — коренной малороссъ, простакъ съ виду, но плутъ въ душѣ.
— Ну, что, все благополучно въ Игнатьевкѣ? — спрашиваетъ помѣщикъ, сидя въ креслѣ и покуривая душистую гаванну.
— Та все благополучно, тольки..,— почесывая затылокъ докладываетъ приказчикъ.
— Только что? — Только Остапъ ножъ поломалъ... — Какой ножъ?
— Та поварской. .
— Когда-же это? (Помѣщикъ смѣется). — Та какъ шкуру съ жеребца драли... — Съ какого жеребца?
— Та съ вашого, съ „Сокола“... — Развѣ онъ пропалъ? — Та вже-жъ... — Отчего-же?
— Та загнали, какъ за докторомъ ѣздили...
— За какимъ докторомъ?
— Та за нашимъ, участковымъ... — Почему-же ѣздили за докторомъ? — Та барыня дуже хвори були... — Чѣмъ-же?
— Та хто ихъ зна! Съ переляку... — Чего она испугалась?
— Та пожаръ бувъ: сгорѣли токъ, садъ, домъ...
— Когда-же это?
— Та какъ солдаты у насъ на постоѣ були...
— Что-же, спасли что-нибудь? — Нѣть, сгорѣло все...
— Гдѣ-же теперь барыня?
— Вмерли. (Приказчикъ утираетъ кулакомъ слезы)
— А моя дочь?
— Втікли съ уланами... — Съ какими уланами?
— Та что у насъ на постоѣ були... — Кто-же теперь въ Игнатьевнѣ? — Та барышнина дочка... — Какая?
— Та, что отъ барышни... — Когда-же это?
— Та якъ у насъ на постоѣ були...
— Болванъ! что-же ты говоришь, что все благополучно
— Та это я, щобъ васъ не дуже злякать.
— Пошелъ вонъ!
Телеграмма
П. М. Садовскій очень любилъ спорить съ А. Н. Островскимъ, и часто эти споры доводили ихъ до ссоръ. Островскій въ подобныхъ столкновеніяхъ всегда говорилъ, „что если бы не его пьесы, то Садовскій никогда бы не былъ такимъ ве
ликимъ актеромъ! Садовскій увѣрялъ, „что если бы онъ не игралъ въ его пьесахъ, то всѣ онѣ провалились бы“...
Однажды роль въ новой пьесѣ Островскаго очень не понравилась Садовскому, и онъ на первой-же репетиціи вымаралъ ее болѣе половины. Островскій, узнавъ объ этомъ, обратился къ суфлеру Н. А. Ермолову.
— Вамъ, Николай Алексѣевичъ, хорошо извѣстно, что Провъ Михайловичъ никогда ролей не знаетъ и идетъ за вами,
какъ за надежнымъ суфлеромъ; поэтому я прошу васъ сегодня все, что въ моей пьесѣ Садовскій на репетиціяхъ вымаралъ, подавайте ему цѣликомъ; я увѣренъ, что онъ этого не замѣтитъ...
Ермоловъ охотно согласился.
Пьеса прошла съ громаднымъ успѣхомъ. Садовскій былъ въ такомъ ударѣ,
что превзошелъ самого себя, вызовамъ не было конца...
По окончаніи пьесы Островскій приходитъ въ уборную къ Садовскому, жметъ ему руку, обнимаетъ, и благодаритъ за исполненіе.
Садовскій гордо, съ важностью отвѣчаетъ ему: А кому вы этимъ обязаны?.. Одному мнѣ... Если бъ я не вымаралъ
половину своей роли, развѣ пьеса могла бы имѣть такой успѣхъ, эхъ вы авторы!.. Картина!!!
Характеристика нѣкоторыхъ артистовъ Артистъ на всѣ амплуа:
Ахъ, какъ несносенъ мой мужъ
раздражительный Прежде въ супружествѣ былъ:
Мнѣ за веселость, за нравъ общежительный Ѣдкій упрекъ онъ дарилъ;
Чтобы усладить сцены съ нимъ преунылыя, Я себѣ друга нашла!..
— Вотъ онѣ, вотъ, наши дамочки милыя! Дамочки, тра-ла-ла-ла!..
Видитъ во мнѣ божество онъ и генія, Ходитъ собачкой за мной,
Борѣ для милой не только имѣнія, Жизни не жалко самой;
Чарами лучше всякой сивиллы я Борю совсѣмъ обошла:
— Вотъ онѣ, вотъ, наши дамочки милыя! Дамочки, тра-ла-ла-ла!..
Сперва мужъ и онъ все другъ друга
дичилися
И ревновали меня, Но понемногу сошлись, примирилися, Стали чуть-чуть не друзья;
Такъ-то, хоть выбилась, просто, изъ силъ я, Въ одно ихъ ярмо запрягла;
— Вотъ онѣ, вотъ, наши дамочки милыя! Дамочки, тра-ла-ла-ла!
Дядя Пахомъ.
Самый сильный напитокъ, это — вода. Она двигаетъ мельницы и даже цѣлые броненосцы.
Какъ это ни странно, но лжецу безопаснѣе всего можно довѣрить любую тайну: ему никто не повѣритъ.
Единственный секретъ, который можетъ сохранить самая болтливая женщина, это — собственныя лѣта.
Приданое похоже на хорошій соусъ: подъ нимъ можно съѣсть подчасъ недоброкачественную рыбу.
Шуба есть не что иное, какъ шкура, перешедшая на другое животное.
И—чъ.
(Изъ подслушанныхъ разговоровъ).
Веселый „господинъ подходитъ къ окошечку кассира.
— Дайте мнѣ билетъ второго класса до Тифлиса!
— Извините, всѣ билеты второго и третьяго классовъ уже проданы.
— Проданы? Ну, такъ дайте мнѣ билетъ хотя бы въ собачьемъ классѣ.
— Въ этомъ классѣ безъ намордниковъ ѣхать не допускается... — любезно отвѣтилъ кассиръ.
— Сосѣдка, слышала ли ты добрую молву?., спросила одна обывательница другую — „Ейскій Листокъ сообщаетъ, что на одной лишь Армавиро-Туапсинской дорогѣ преданы суду за взяточни
чество, подлогъ и прочія злоупотребленія 12 начальниковъ станцій.
— Это на одной только Армавиро- Туапсинской?
— Да, только.
— А сколько при желаніи могли бы арестовать начальниковъ станцій на прочихъ болѣе крупныхъ дорогахъ? — Не такъ много.
Всего-на-всего 12000!...


Милыя дамочки.


АФОРИЗМЫ ВЕСЕЛАГО ФИЛОСОФА.


Все благополучно!




НА ВОКЗАЛҌ


Дѣла давно минувшихъ дней.
Да онъ властей не признаетъ, Островскаго, Толстого въ грошъ
не ставитъ!
Артистъ-водевилистъ:
Шутить и вѣкъ шутить,
Какъ васъ на это станетъ! Артистъ-куплетистъ:
Да, куплетъ есть вещь, а прочее
все гиль! Изобразитель купцовъ-самодуровъ:
Остеръ, уменъ, краснорѣчивъ, Уродливо самолюбивъ,
И за Островскаго — въ огонь и въ воду! Играющій злодѣевъ и кучеровъ:
Ужъ коли водку пить, Такъ лучше сразу, чѣмъ медлить!Ъ.
Слышали-ли вы добрую молву?