И произведеніе кажется мертвыхъ. И необходимо новое, непосредственное проникновеніе и новое раскры
тіе внутренняго содержанія произведенія, чтобы это произведеніе стало опять живымъ и волнующимъ.
Такъ, какая-нибудь старинная пьеса для clavicemballo, заигранная, лежитъ десятки, сотню лѣтъ, какъ будто умершая. Но, вдругъ, сыгралъ ее передъ нами насто
ящій музыкантъ, и она ожила. Ожила потому, что этотъ музыкантъ, современный намъ талантъ, проникся ею, переложилъ ее на свои, на близкія намъ чувства. И старинная пьеса стала не мертвымъ упражненіемъ, а живымъ языкомъ души.
Такъ называемыя „классическія произведенія театральной литературы, будучи живыми, становятся мерт
выми, музейной стариной, если художникъ театра только „реставрируетъ ихъ, а не проникаетъ въ глу
бины ихъ духовныхъ содержаніи и не освѣщаетъ эти содержанія по-своему, своимъ индивидуальнымъ чувствованіемъ и пониманіемъ.
Каждый художникъ индивидуаленъ и каждый художникъ относится къ міру по-своему, и по-своему, въ одной ему свойственной индивидуальной формѣ свое отношеніе къ міру выражаетъ.
Художникъ видитъ все подъ угломъ своей индивидуальности. Для него нѣтъ міра внѣ его „я .
„Беру кусокъ жизни и творю изъ нея легенду .
Индивидуаленъ худояшикъ-драматургъ, или худозкникъ-композиторъ, создающій на бумагѣ драматическое произведеніе. Но индивидуаленъ и худояшикъ, пере

носящій написанное драматургомъ или музыкантомъ произведеніе на сцену.

Однако, изъ второго полоягенія еще не слѣдуетъ, что художникъ театра долженъ пользоваться всякимъ авторомъ и всякимъ произведеніемъ лишь какъ сред
ствомъ, какъ предлогомъ для выраягенія своего „я“.
Художникъ театра, проникая во внутреннее содержаніе сценическаго произведенія, воспринявъ міросозерцаніе автора, черезъ свое „я , раскрываетъ „я“