своей былой длины. Только к западу от впадения в нее реки Егорлык она снова оживает и превращается в приток Дона. Здесь кончается полусолончаковая степь.
Оттого, что Маныч умирает, степь вокруг него становится постепенно совершенно безводной. Летом вся она превращается от зноя в негостеприимное серое, пыльное пространство. От станицы
Пролетарской на восток степь лежит сплошной целиной. Нигде не встретишь обработанного участка. Ни желтого конного войска под
солнухов, ни широколиственной пехоты кукурузы. Сальская степь живет скотоводством. Тут в недавние времена ходили еще сплошные косяки донских коней и многотысячные отары овец.
При всей ее сухости, солоноватости и выжженности Сальскую степь все же нельзя назвать пустыней. Есть у нее свое население. Кто-то в ней живет. Скрытно, потаенно, невидимо. Об этой степ
ной населенности свидетельствуют коршуны и ястребы, реющие над серой пыльностью полыни, что-то высматривающие с высоты и
падающие камнем вниз, чтобы тотчас вновь взлететь высоко в небо. Как будто с неба кто-то играет в степи черными птицеобразными мячами. Бросает их вниз и они, ударяясь о землю, вновь отскакивают вверх.
Недалеко от дороги, по которой проезжает наша линейка, сидит в степи на земле порядочная стайка чаек. Они похожи на
морских своих сестер, только несколько острей и элегантней. Наша близость их не смущает, и они деловито продолжают какое-то свое собственное дело, ради которого уселись здесь. Ходят взад и вперед, клюются и покрикивают, поворачивая черные головки из сто
роны в сторону. Когда мы отъехали на значительное расстояние, они догнали нас и некоторые из них ловко и красиво кружились над нами, как кружатся над пароходом морские чайки. Взлетали то вперед и вниз, то назад и вверх. Воду в степи заводят заново.
Примерно посредине пути, который надлежало нам проехать от станицы Пролетарской до концессии Крупна, стоят в степи у поворота дороги три колодца. Обширные водоемы с цилиндриче
скими стенками, сложенными из аккуратно тесанных песчаниковых плит. Чтобы вода меньше испарялась от зноя, отверстия колодцев закрыты деревянной крышкой или наглухо заделаны бетонным перекрытием. В центре деревянных и бетонных перекрытий проре
заны небольшие квадратные отверстия, достаточные для опускания ведер в колодезь. Если лечь плашмя, животом на крышку, и просунуть голову в колодезное отверстие, то можно хорошо рассмотреть полуосвещенную прохладную внутренность. Размерами и круглой каменной стеной эти колодцы напоминают средневековые под
земные казематы. Они неглубоки, и на дне их собирается, скудно сочась из почвы, мутная солоноватая вода. У колодцев стоят и лежат волы и верблюды. Напоенные, они медлительно, мечтательно,
но равнодушно нюхают степь и глядятся в степное небо. Волов здесь держат украинской породы. Они серого цвета, под беличий
Оттого, что Маныч умирает, степь вокруг него становится постепенно совершенно безводной. Летом вся она превращается от зноя в негостеприимное серое, пыльное пространство. От станицы
Пролетарской на восток степь лежит сплошной целиной. Нигде не встретишь обработанного участка. Ни желтого конного войска под
солнухов, ни широколиственной пехоты кукурузы. Сальская степь живет скотоводством. Тут в недавние времена ходили еще сплошные косяки донских коней и многотысячные отары овец.
При всей ее сухости, солоноватости и выжженности Сальскую степь все же нельзя назвать пустыней. Есть у нее свое население. Кто-то в ней живет. Скрытно, потаенно, невидимо. Об этой степ
ной населенности свидетельствуют коршуны и ястребы, реющие над серой пыльностью полыни, что-то высматривающие с высоты и
падающие камнем вниз, чтобы тотчас вновь взлететь высоко в небо. Как будто с неба кто-то играет в степи черными птицеобразными мячами. Бросает их вниз и они, ударяясь о землю, вновь отскакивают вверх.
Недалеко от дороги, по которой проезжает наша линейка, сидит в степи на земле порядочная стайка чаек. Они похожи на
морских своих сестер, только несколько острей и элегантней. Наша близость их не смущает, и они деловито продолжают какое-то свое собственное дело, ради которого уселись здесь. Ходят взад и вперед, клюются и покрикивают, поворачивая черные головки из сто
роны в сторону. Когда мы отъехали на значительное расстояние, они догнали нас и некоторые из них ловко и красиво кружились над нами, как кружатся над пароходом морские чайки. Взлетали то вперед и вниз, то назад и вверх. Воду в степи заводят заново.
Примерно посредине пути, который надлежало нам проехать от станицы Пролетарской до концессии Крупна, стоят в степи у поворота дороги три колодца. Обширные водоемы с цилиндриче
скими стенками, сложенными из аккуратно тесанных песчаниковых плит. Чтобы вода меньше испарялась от зноя, отверстия колодцев закрыты деревянной крышкой или наглухо заделаны бетонным перекрытием. В центре деревянных и бетонных перекрытий проре
заны небольшие квадратные отверстия, достаточные для опускания ведер в колодезь. Если лечь плашмя, животом на крышку, и просунуть голову в колодезное отверстие, то можно хорошо рассмотреть полуосвещенную прохладную внутренность. Размерами и круглой каменной стеной эти колодцы напоминают средневековые под
земные казематы. Они неглубоки, и на дне их собирается, скудно сочась из почвы, мутная солоноватая вода. У колодцев стоят и лежат волы и верблюды. Напоенные, они медлительно, мечтательно,
но равнодушно нюхают степь и глядятся в степное небо. Волов здесь держат украинской породы. Они серого цвета, под беличий