повско-фашистская мораль предписывает ей лицемерную скромность и потупленные глазки. Виллу Боргезе — чудесный, полный пальм, олеандров, лавров и роз городской парк — запирают в 8 часов вечера из соображений нравственности, лишая таким образом все ра
бочее население города вечером возможности подышать свежестью „городских легких“. В университете студентки сидят особняком, стайкой, отдельно от представителей мужского пола, чтобы случайно не оскорбить академической благопристойности. Только ино
чающуюся хотя бы цветом волос от итальянки, все пялят глаза, как на заранее оцениваемый постельный товар. Конечно —это в мещанской среде. Но мещанская среда — это чуть ли не сплошная
среда населения Рима. Ведь иначе — откуда все это равнодушное, религиозно-обывательское почитание всевозможных святынь, все эти электрические лампадки перед мадоннами в бесчисленных тратториях, обилие монахов — черных, синих, коричневых,—толпами слоняющихся по улицам Рима?
Монахи и аббаты на каждом шагу. Вот без шляпы, в сандалиях на босу ногу, повязанный веревкой францисканец; вот черные шляпы и сутаны доминиканцев, вот еще какие-то важные, исполненные до
стоинства белосутанные с четками в руках. Студенты всевозможных духовных училищ шныряют толпами и в одиночку — быстроглазые, румянощекие — опора и надежда папского Рима. Черные взмахи, черные четки, веерные шляпы — Рим обсело воронье, как павшую тушу, и машет крыльями лениво и тяжело, не взлетая, отяжелев от сытой безопасности своей кормежки.
За монахами жандармы. Великолепные взмахи черных же плащей, задумчиво-внимательные взоры благосклонно устремляются на покорную им толпу. Красные лампасы, пышные двухуголки — с ле
нивым благодушием и самоуверенностью кардиналов прогуливаются они обычно парочками, наблюдая за образцовым порядком загипно
тизированной их внушительностью толпы. На Корсо Умберто, если вы идете не по положенной стороне, вас с печальным упреком
остановит бархатный голос и преграждающая рука: налево! Здесь все должны итти по левой стороне.
Итак, мы сели с женой в первый подошедший трамвай и решили ехать наудачу осматривать Рим.
Трамвай попался № 43. Идет он медленно, гораздо тише наших московских трамваев, остановки очень частые, потому создается впечатление огромных концов. Билет стоит 50 чентезимов и 80 чентезимов, на наши деньги 5 и 8 копеек. За первую цену вы мо
жете ехать в одном трамвае, а за вторую можете пересаживаться на любую линию, причем билет действителен не на расстояние, а на время. Взявши пересадочный билет, можете ехать час. Трамваи почти так же полны как и наши.
Ехали мы, ехали — смотрим, стена огромная, кругло загибающая,
бочее население города вечером возможности подышать свежестью „городских легких“. В университете студентки сидят особняком, стайкой, отдельно от представителей мужского пола, чтобы случайно не оскорбить академической благопристойности. Только ино
странки, вопреки традиции, разговаривают и перешучиваются в перерывах между лекциями со студентами. Но иностранки, по понятиям итальянцев, все —„больше чем самка“. Вообще на женщину, отли
чающуюся хотя бы цветом волос от итальянки, все пялят глаза, как на заранее оцениваемый постельный товар. Конечно —это в мещанской среде. Но мещанская среда — это чуть ли не сплошная
среда населения Рима. Ведь иначе — откуда все это равнодушное, религиозно-обывательское почитание всевозможных святынь, все эти электрические лампадки перед мадоннами в бесчисленных тратториях, обилие монахов — черных, синих, коричневых,—толпами слоняющихся по улицам Рима?
Монахи и аббаты на каждом шагу. Вот без шляпы, в сандалиях на босу ногу, повязанный веревкой францисканец; вот черные шляпы и сутаны доминиканцев, вот еще какие-то важные, исполненные до
стоинства белосутанные с четками в руках. Студенты всевозможных духовных училищ шныряют толпами и в одиночку — быстроглазые, румянощекие — опора и надежда папского Рима. Черные взмахи, черные четки, веерные шляпы — Рим обсело воронье, как павшую тушу, и машет крыльями лениво и тяжело, не взлетая, отяжелев от сытой безопасности своей кормежки.
За монахами жандармы. Великолепные взмахи черных же плащей, задумчиво-внимательные взоры благосклонно устремляются на покорную им толпу. Красные лампасы, пышные двухуголки — с ле
нивым благодушием и самоуверенностью кардиналов прогуливаются они обычно парочками, наблюдая за образцовым порядком загипно
тизированной их внушительностью толпы. На Корсо Умберто, если вы идете не по положенной стороне, вас с печальным упреком
остановит бархатный голос и преграждающая рука: налево! Здесь все должны итти по левой стороне.
Итак, мы сели с женой в первый подошедший трамвай и решили ехать наудачу осматривать Рим.
Трамвай попался № 43. Идет он медленно, гораздо тише наших московских трамваев, остановки очень частые, потому создается впечатление огромных концов. Билет стоит 50 чентезимов и 80 чентезимов, на наши деньги 5 и 8 копеек. За первую цену вы мо
жете ехать в одном трамвае, а за вторую можете пересаживаться на любую линию, причем билет действителен не на расстояние, а на время. Взявши пересадочный билет, можете ехать час. Трамваи почти так же полны как и наши.
Ехали мы, ехали — смотрим, стена огромная, кругло загибающая,