Но... вопрос остался вопросом, а потому собирают и иллюстрируют тем и другим. — Там видно будет...
А там привыкнут.
Вот боюсь только — к чему привыкнут?
Второй год я преподаю в мастерской ИЗО Пролеткульта... Перевел ребят с изо-работы на проектировку и моделировку мебели и оборудования клубов. Взяли заказ ВЦСПС, исполнили почти весь заказ. ВЦСПС смотрел — нравится. Моссовет часть мебели параллельно взял для себя, из провинциальных клубов берут проекты.
Авторам проектов хочется дать проекты напечатать в Леф. Пролеткульт же предлагает печатать после сдачи заказа, а то испугаются. Ведь Леф!
Интересно было бы собрать статистические данные, сколько написано статей и заметок в наших журналах о заграничных работниках художественного труда и сколько о советских.
Насколько я наблюдал, о заграничных в десятки раз больше. И заграничных всегда хвалят, а советских почти всегда ругают. Чем это объяснить?
— А видите, писать о заграничных, это культура, вопервых (значит уважать будут писавшего на службе), а затем и спокойнее — не обвинят в теченчестве.
Наши худ-критики ведь не за совесть пишут, а за страх.
В Госиздате мне раз прямо сказали:
— Талантливый вы художник, А. М., и человек хороший, и зачем вам, говорят, нужны этот Леф и конструктивизм. Мешают они вам, и даже не тем мешают, что вы по-новому работаете, а тем, что вы носите эти названия. Другие же работают под вас,
и принимают их с удовольствием, и даже прямо заказывают „под Родченко . А вас прямо боятся. Леф!..
Работая в Добролете больше года, я делал плакаты и прочее. Люди там занятые, с искусством не возятся, — дело у них новое, интересное.
Плакаты мои им нравятся. Ко мне привыкли, фамилию мою не помнят, в лицо знают.
Я тоже об искусстве с ними не говорю, словами не агитирую, работаю и работаю.
Все идет хорошо.
Вот открывается Всероссийская выставка. Добролет организует рекламные 20-минутные агит-полеты.
Зовет меня инженер Лазаревич, интеллигентный такой, в пенснэ и пинжак с золотыми пуговицами, и говорит мне:
— Сделайте мне, товарищ художник, футуристический плакат
о полетах.
А там привыкнут.
Вот боюсь только — к чему привыкнут?
Второй год я преподаю в мастерской ИЗО Пролеткульта... Перевел ребят с изо-работы на проектировку и моделировку мебели и оборудования клубов. Взяли заказ ВЦСПС, исполнили почти весь заказ. ВЦСПС смотрел — нравится. Моссовет часть мебели параллельно взял для себя, из провинциальных клубов берут проекты.
Авторам проектов хочется дать проекты напечатать в Леф. Пролеткульт же предлагает печатать после сдачи заказа, а то испугаются. Ведь Леф!
Интересно было бы собрать статистические данные, сколько написано статей и заметок в наших журналах о заграничных работниках художественного труда и сколько о советских.
Насколько я наблюдал, о заграничных в десятки раз больше. И заграничных всегда хвалят, а советских почти всегда ругают. Чем это объяснить?
— А видите, писать о заграничных, это культура, вопервых (значит уважать будут писавшего на службе), а затем и спокойнее — не обвинят в теченчестве.
Наши худ-критики ведь не за совесть пишут, а за страх.
В Госиздате мне раз прямо сказали:
— Талантливый вы художник, А. М., и человек хороший, и зачем вам, говорят, нужны этот Леф и конструктивизм. Мешают они вам, и даже не тем мешают, что вы по-новому работаете, а тем, что вы носите эти названия. Другие же работают под вас,
и принимают их с удовольствием, и даже прямо заказывают „под Родченко . А вас прямо боятся. Леф!..
Работая в Добролете больше года, я делал плакаты и прочее. Люди там занятые, с искусством не возятся, — дело у них новое, интересное.
Плакаты мои им нравятся. Ко мне привыкли, фамилию мою не помнят, в лицо знают.
Я тоже об искусстве с ними не говорю, словами не агитирую, работаю и работаю.
Все идет хорошо.
Вот открывается Всероссийская выставка. Добролет организует рекламные 20-минутные агит-полеты.
Зовет меня инженер Лазаревич, интеллигентный такой, в пенснэ и пинжак с золотыми пуговицами, и говорит мне:
— Сделайте мне, товарищ художник, футуристический плакат
о полетах.