уже нет. Распыляется и сгущается в другом месте. Я в это другое место, а уж он опять распылился и... сгустился вдали! Это что же? Это уж не человек, а чудо!
Чудо вскоре распылилось вместе с деньгами авторов и сгустилось уже далеко на самой окраине Союза. Форш и теперь при встречах не может забыть о нем: „Распыляется и... сгущается. А денег-то нет!“
У Федина тоже необычайные глаза. Радужная оболочка у него ярко-голубая и как бы расширенно застывшая в состоянии крайней взволнованности. Он белесый, как финн. Отличный счетоводлюбитель: когда нужно было ревизовать одно из издательств,
он точно, добросовестно и методически разобрался во всех счетах, систематизировал работу и довел ее до конца. За ним есть креп
кая культурная традиция порядочности, очень помогающая ему в работе.
Про Николая Никитина, вошедшего в комнату в кепке, чулках и круглых очках, кто-то кажется, Чуковский — заметил: „Разве это писатель? Это велосипедист! Его очки к земле давят!
Кто ненавидит меня, так это Воронский. Сердит он на меня за то что я написал когда-то в „Молодой Гвардии , что поэтическая мо
лодежь нищенствует, а людьми, подобными ему, в это же время устраиваются заграничные командировки Пильняку. Он этого никогда не простит мне. Он даже из своей книги вычеркнул мою фамилию, упоминавшуюся в статьях, вошедших в книгу. Очень злопамятный и самолюбивый человек.
Красные ворота прошлым летом реставрировали и красили, а теперь решено их снести, так как мешают движению. Отсюда ясна разница между движением зимним и летним.
Для редакции частная приписка: Ворота решено оставить, по Москве ходят „стихи :
Была белая Москва
Были Красные ворота, Стала красная Москва Стали белыми ворота.
Прим, выпускающего Леф“. Из разговора с одним умным и культурным человеком.
„Ну, расскажите, что у вас там в союзе писателей? — „Да я там не бываю . — „Ну, все-таки, ведь знаете же? Кто там пред
седатель? — „Сквирский Ал. Ив.!“ — „Какой это Сквирский? Это что в Одессе босячил? Разве он не умер? А я думал, что он давно уже умер. Ну, очень рад, очень рад! А я думал, что умер! А вот
Чудо вскоре распылилось вместе с деньгами авторов и сгустилось уже далеко на самой окраине Союза. Форш и теперь при встречах не может забыть о нем: „Распыляется и... сгущается. А денег-то нет!“
У Федина тоже необычайные глаза. Радужная оболочка у него ярко-голубая и как бы расширенно застывшая в состоянии крайней взволнованности. Он белесый, как финн. Отличный счетоводлюбитель: когда нужно было ревизовать одно из издательств,
он точно, добросовестно и методически разобрался во всех счетах, систематизировал работу и довел ее до конца. За ним есть креп
кая культурная традиция порядочности, очень помогающая ему в работе.
Про Николая Никитина, вошедшего в комнату в кепке, чулках и круглых очках, кто-то кажется, Чуковский — заметил: „Разве это писатель? Это велосипедист! Его очки к земле давят!
Кто ненавидит меня, так это Воронский. Сердит он на меня за то что я написал когда-то в „Молодой Гвардии , что поэтическая мо
лодежь нищенствует, а людьми, подобными ему, в это же время устраиваются заграничные командировки Пильняку. Он этого никогда не простит мне. Он даже из своей книги вычеркнул мою фамилию, упоминавшуюся в статьях, вошедших в книгу. Очень злопамятный и самолюбивый человек.
Красные ворота прошлым летом реставрировали и красили, а теперь решено их снести, так как мешают движению. Отсюда ясна разница между движением зимним и летним.
Для редакции частная приписка: Ворота решено оставить, по Москве ходят „стихи :
Была белая Москва
Были Красные ворота, Стала красная Москва Стали белыми ворота.
Прим, выпускающего Леф“. Из разговора с одним умным и культурным человеком.
„Ну, расскажите, что у вас там в союзе писателей? — „Да я там не бываю . — „Ну, все-таки, ведь знаете же? Кто там пред
седатель? — „Сквирский Ал. Ив.!“ — „Какой это Сквирский? Это что в Одессе босячил? Разве он не умер? А я думал, что он давно уже умер. Ну, очень рад, очень рад! А я думал, что умер! А вот