жет войти в произведение Толстого и какой нет; это делается не только на основании знания толстовского текста.
Мне пришлось просмотреть толстовские материалы и сделать пометки для себя; причем мы выписывали тот материал, на который Толстой обратил внимание, а не только тог, который он дол
жен был выписывать. Эти пометки при проверке в Толстовском музее с пометками Толстого в очень большой степени оказались совпадающими.
Наиболее простой вопрос — об использовании Толстым материала; это вопрос о системе пропусков. При разрешении этого вопроса мы одновременно сталкиваемся с вопросом о том, как вос
принимался двенадцатый год до Толстого. Я напомню читателю отношение к двенадцатому году и к Кутузову Пушкина. Пушкин высказывался о Кутузове вскользь, он выдвигал другую фамилию — Барклая де Толли—в следующих стихах:
О, вождь несчастливый! Суров был жребий твой: Все в жертву ты принес земле чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчаньи шел один ты с мыслию великой... и т. д И тот, чей острый ум тебя и постигал, В угоду им тебя лукаво порицал...
Пушкину пришлось в этих стихах самому сделать пропуск, который восстанавливается Анненковым следующим образом.
Вотще! Преемщик твой стяжал успех, сокрытый В главе твоей,—а ты, не признанный, забытый
Виновник торжества, почил,—и в смертный час С презреньем, может быть, воспоминал об нас.
(„Сочинения и письма А. С. Пушкина , книгоиздательское т-во „Просвещение , СПБ, 1909 г., т. II, стр. 551.)
Официальная критика отметила резкими выпадами заметку Пушкина, и ему пришлось извиниться в „Современнике“ в своей известной заметке „Объяснение (о стихотворении „Полководец )[ 1].
Программу отношений к двенадцатому году писателя из дворян 20-х годов мы имеем в зашифрованных строфах Пушкина, которые восстановлены Морозовым в отрывке из десятой главы (политиче
ской), сожженной 19 октября 1830 года и записанной особым шифром. До нас дошли только первые четверостишия 14 строф, чер
новики двух строф и черновое начало строфы, которою, по всей вероятности, Пушкин и прервал писание десятой главы:
Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда.
Его мы очень смирным знали, Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали У Бонапартова шатра.
[1] См. Письма Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово, 1827 —18.32 гг. Академия наук, „Труды Пушкинского дома , выпуск XLVIII, 1927 г., стр. 128.
Мне пришлось просмотреть толстовские материалы и сделать пометки для себя; причем мы выписывали тот материал, на который Толстой обратил внимание, а не только тог, который он дол
жен был выписывать. Эти пометки при проверке в Толстовском музее с пометками Толстого в очень большой степени оказались совпадающими.
Наиболее простой вопрос — об использовании Толстым материала; это вопрос о системе пропусков. При разрешении этого вопроса мы одновременно сталкиваемся с вопросом о том, как вос
принимался двенадцатый год до Толстого. Я напомню читателю отношение к двенадцатому году и к Кутузову Пушкина. Пушкин высказывался о Кутузове вскользь, он выдвигал другую фамилию — Барклая де Толли—в следующих стихах:
О, вождь несчастливый! Суров был жребий твой: Все в жертву ты принес земле чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчаньи шел один ты с мыслию великой... и т. д И тот, чей острый ум тебя и постигал, В угоду им тебя лукаво порицал...
А. С. Пушкин, „Полководец (Барклай де Толли).
Пушкину пришлось в этих стихах самому сделать пропуск, который восстанавливается Анненковым следующим образом.
Вотще! Преемщик твой стяжал успех, сокрытый В главе твоей,—а ты, не признанный, забытый
Виновник торжества, почил,—и в смертный час С презреньем, может быть, воспоминал об нас.
(„Сочинения и письма А. С. Пушкина , книгоиздательское т-во „Просвещение , СПБ, 1909 г., т. II, стр. 551.)
Официальная критика отметила резкими выпадами заметку Пушкина, и ему пришлось извиниться в „Современнике“ в своей известной заметке „Объяснение (о стихотворении „Полководец )[ 1].
Программу отношений к двенадцатому году писателя из дворян 20-х годов мы имеем в зашифрованных строфах Пушкина, которые восстановлены Морозовым в отрывке из десятой главы (политиче
ской), сожженной 19 октября 1830 года и записанной особым шифром. До нас дошли только первые четверостишия 14 строф, чер
новики двух строф и черновое начало строфы, которою, по всей вероятности, Пушкин и прервал писание десятой главы:
Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда.
Его мы очень смирным знали, Когда не наши повара
Орла двуглавого щипали У Бонапартова шатра.
[1] См. Письма Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово, 1827 —18.32 гг. Академия наук, „Труды Пушкинского дома , выпуск XLVIII, 1927 г., стр. 128.