вещи величайшей конкретности: чем удобряла? как выхаживала? что сеяла? как достигла урожая?
Если же артель завела многополье или сеяла, например, подсобные культуры и технические растения, — то и в этом случае возникают специфические хозяйственные процессы. Создается особая обстановка и совершенно отличные реальные затруднения, которые реально же должны быть и преодолены. А, главное, отложиться в быту.
Все это надо показать. Показать, как сделалось. Производственная деталь, попадающая в быт и заново его формирующая, — это то, на чем только и можно вытянуть сегодня литературное произведение о деревне.
Легче же всего писать о ней так:
„На Брусках, ближе к Волге, в отшибе от общества — возятся артельщики, на себе и на коровах пашут.
Впереди всех Огнев, Панов Давыдка, Стешка — тянут самодельный плужок, за плужком стелется тонкая, узкая полоска лохматого дерна. За ними Николай Пырякин за Буренкой в сохе шествует, поднимая лаптями пыль“.
Автор выбирает здесь условия труда — самые тяжкие, усилия — самые героические и действительно достигает многого, чтобы вы
звать симпатии читателя в пользу бедноты. Он только не в состоянии убедить его в реальности происходящего, ибо, как бы ни была бедна артель, а с такими ресурсами, как у нее, коллективное хозяйство она фактически начать не могла.
В частности, ведь не одну же бумажку привез из города Степан Огнев, а город мог бы оказать артели и более подходящую помощь. И не бумажку же посеяла артель на своем участке.
Вот как, например, происходило дело в действительной артели (И. Нусинов — „На новом острове“, стр. 8 — 9, журнал „Настоящее“, № 2, 1928 г., Новониколаевск).
„В окружном земельном отделе артель им. Крупской получила 170 пудов семян... Из них только половина пошла на
посев. Другая половина была продана и за деньги были ириобретены плуг, телега и в кредит сеялка“.
Подобную же помощь могла получить артель и у Панферова. Но для беллетриста дороже всего необыкновенные обстоятельства, которые он выдумал, и необыкновенная героика — и потому Бруски у него, по правильному замечанию А. Ефремина:
„...Не связаны ни с кустовыми объединениями колхозов, ни с колхозцентром... ни с кем и ни с чем. Бруски ведут борьбу водиночку, затеяли турнир-единоборство...“
(„ЧиП“ № 28, 14/ѴІІ — 28 г.) У Нусинова в „Настоящем“ артель —
„засеяла 14 десятин пшеницы и 3 десятины овса... Осенью взятой на прокат в кресткоме жнейкой был убран хлеб.
Недружелюбно, с издевкой встретило село первые успехи
артели. Снятый артелью урожай никто не хотел обмолачивать“.
Если же артель завела многополье или сеяла, например, подсобные культуры и технические растения, — то и в этом случае возникают специфические хозяйственные процессы. Создается особая обстановка и совершенно отличные реальные затруднения, которые реально же должны быть и преодолены. А, главное, отложиться в быту.
Все это надо показать. Показать, как сделалось. Производственная деталь, попадающая в быт и заново его формирующая, — это то, на чем только и можно вытянуть сегодня литературное произведение о деревне.
Легче же всего писать о ней так:
„На Брусках, ближе к Волге, в отшибе от общества — возятся артельщики, на себе и на коровах пашут.
Впереди всех Огнев, Панов Давыдка, Стешка — тянут самодельный плужок, за плужком стелется тонкая, узкая полоска лохматого дерна. За ними Николай Пырякин за Буренкой в сохе шествует, поднимая лаптями пыль“.
Автор выбирает здесь условия труда — самые тяжкие, усилия — самые героические и действительно достигает многого, чтобы вы
звать симпатии читателя в пользу бедноты. Он только не в состоянии убедить его в реальности происходящего, ибо, как бы ни была бедна артель, а с такими ресурсами, как у нее, коллективное хозяйство она фактически начать не могла.
В частности, ведь не одну же бумажку привез из города Степан Огнев, а город мог бы оказать артели и более подходящую помощь. И не бумажку же посеяла артель на своем участке.
Вот как, например, происходило дело в действительной артели (И. Нусинов — „На новом острове“, стр. 8 — 9, журнал „Настоящее“, № 2, 1928 г., Новониколаевск).
„В окружном земельном отделе артель им. Крупской получила 170 пудов семян... Из них только половина пошла на
посев. Другая половина была продана и за деньги были ириобретены плуг, телега и в кредит сеялка“.
Подобную же помощь могла получить артель и у Панферова. Но для беллетриста дороже всего необыкновенные обстоятельства, которые он выдумал, и необыкновенная героика — и потому Бруски у него, по правильному замечанию А. Ефремина:
„...Не связаны ни с кустовыми объединениями колхозов, ни с колхозцентром... ни с кем и ни с чем. Бруски ведут борьбу водиночку, затеяли турнир-единоборство...“
(„ЧиП“ № 28, 14/ѴІІ — 28 г.) У Нусинова в „Настоящем“ артель —
„засеяла 14 десятин пшеницы и 3 десятины овса... Осенью взятой на прокат в кресткоме жнейкой был убран хлеб.
Недружелюбно, с издевкой встретило село первые успехи
артели. Снятый артелью урожай никто не хотел обмолачивать“.